«Мальчишники» завел прежний начальник генерал Лебедюк. Чтоб за накрытым столом можно было про служебное, секретное говорить без женских ушей. Ну и Филипп, чей сегодня праздник, решил традицию не ломать. Во-первых, можно на сладкие вина с ликерами не тратиться, а во-вторых, Ева не такая уж Клара Лучко, чтоб ее всем демонстрировать. Когда-то была очень даже ничего, а теперь всей красы – золотые зубы да перманентные кудряшки. А надо было вечером себя в наилучшем виде представить. Ведь какой день! Завершение большущего пути.
Погордиться было чем. Не зря Филипп Бляхин бедовал, страдничал, недосыпал, нервы себе трепал, а бывало что и по краешку гибели проходил.
Когда еще оглянуться назад, да погордиться, если не сегодня?
Мог ли мечтать байстрюк без отчества, мышь подворотная, что станет таким человеком? Полковником, да не простым, а государственной безопасности! Это как при царе полковник лейб-гвардии. Как минимум. Для них – для таких, как беспородный, беспортошный Филька, революцию и делали. Кто был ничем, тот стал всем.
Скрипя голенищами, но не стуча каблуками (по полу расстилались ковры), Филипп Панкратович прошелся по квартире.
Везде, во всех комнатах, было красиво.
После войны Бляхин годик очень хорошо послужил в Германии. Обеспечил себя предметами длительного пользования. Вот, например, сейчас надо было банкет устраивать. Снесла Ева в комиссионку хрустальную вазу да фарфоровый сервиз (все равно он без толку в буфете стоял, ни разу не воспользовались), получила на руки 6510 рублей – и на приличный стол хватит, и еще останется.
В Германии Филипп Панкратович был и.о. начотдела в Управлении по репатриации – генеральская между прочим должность. Особняк имел, персональный «опель-адмирал», даже прислугу. Когда вернулись в квартиру на улице Кирова, Ева аж разревелась – тесно показалось. Хотя квартирка очень даже ничего, три комнаты на двоих: спальня, столовая, кабинет. Раньше кабинет был одно название, стоял пустой, Ева в нем развешивала белье сушить. А теперь, глядишь, пригодится.
Тогда, в сорок шестом, Бляхин сильно переживал, что припозднился с возвращением. Все видные места были разобраны, пришлось возвращаться на довоенную службу в занюханном Хозуправлении. Но оказалось, что это была великая удача и даже спасение. Два раза министерство перетряхивали: в пятьдесят первом, когда Абакумов полетел, и в пятьдесят третьем, когда разоблачили Берию. Сколько ушлых-успешных сгорело! А Филипп Бляхин ничего. Тихо-мирно досидел до заслуженного отдыха. Что не вырос, десять лет промариновался в подполковниках, так не он один – после войны из-за перекомплекта звания всем давать перестали.