Румянцев хмыкнул.
– Вы поморщились на слово «дворяне». Наши свиномордые секретари обкомов и райкомов не кажутся вам аристократами. И зря. Петровское дворянство поначалу тоже было диким, вшивым, грубым. Но уже следующее поколение болтало по-французски и танцевало менуэты. То же будет и у нас, дайте срок.
«Это допустим верно, – подумал Антон Маркович. – Твой отец родился в деревне, выучился на медяки и до конца жизни, уже будучи вице-президентом академии, пил чай вприкуску, а ты вон какой джентльмен».
– Я всё это вам рассказал, – закончил директор, – чтобы вы ясно понимали: отказаться от вступления в партию – все равно что раньше было отказаться от дворянского звания. Такое никому и в голову бы не пришло.
«Отчего же, Клобуковы отказались», – мысленно возразил Антон Маркович, вспомнив, как дед-декабрист счел ниже своего достоинства восстанавливать дворянство после каторги. Но не стал тратить время на генеалогические экскурсы.
– Что ж, откровенность за откровенность. Меня с души воротит от всей этой трескучей дребедени, которой нас только что кормил товарищ Митрофанов. До физического отвращения. Не нужно мне такого дворянства ни за какие коврижки!
Румянцев ужасно удивился.
– Да не обращайте вы внимания на пустяки! Всякая стабильная государственная система нуждается в сакральных ритуалах. Просто до революции нужно было устраивать крестные ходы и отстаивать в церкви молебны, а теперь – вот это. Слова и обряды другие, суть та же самая. Даже лучше стало. В церкви надо было стоять, а на собрании сидят. И никто не заставляет исповедоваться. Перекрестился на иконы (директор кивнул на портреты вождей) – и ступай себе, занимайся своим делом.
Тут у Антона Марковича появилась возможность спросить о том, что его в свое время поразило и о чем в обычной беседе он заговорить никогда не решился бы.
– В прошлом году я один раз заглянул к вам, когда вы готовились к операции. Вы меня не заметили. И я увидел, что вы креститесь. Причем вовсе не на портреты, а, как мне показалось, на образок. Я тихо прикрыл дверь и с тех пор всё думаю: мне это не привиделось?
– Не привиделось, – спокойно ответил депутат верховного совета. – Образок остался от отца. Лик святого покровителя врачей Пантелеймона Никомедийского, целителя безмездного. Перед операциями отец всегда ему молился, и я это делаю. Потому что в самые ответственные моменты я доверяюсь не мозгу, а инстинкту. Представляю себе, что моей рукой двигает Бог.
Он действительно хирург от бога, подумал Клобуков. Один из первой десятки кардиохирургов планеты и безусловно лучший в Советском Союзе.