– Довольно неожиданно, – деловито ответила исследовательница, записывая. – Не вполне совпадает с моим прогнозом. Тип «Ученый», это теперь ясно. Сугубо головные умозаключения. Не обратили внимания, что хромоножка любовалась своим отражением. Значит, чтобы расположить ее к себе, не мешало бы ввернуть что-нибудь типа «какая ты красивая». Зато нетипичное для «Ученого» довольно точное понимание девичьей психологии…
– Ой, – спохватилась Мария Кондратьевна. – Что же это я вслух-то! Не слушайте, это может вас сбить. Так. Теперь у нас будет пьеса. Вы – это вы. Я – девочка, от которой вам необходимо получить важную информацию. Никакого текста я заранее не приготовила. Буду импровизировать в зависимости от ваших реплик. Посмотрим, сумеете ли вы разговорить юную дикарку и добьетесь ли от нее того, чего хотите. Итак, я вас увидела. Сначала шарахнулась. Потом любопытство взяло верх над испугом. Я не из робких. Вы могли бы об этом догадаться по тому, как лихо я перебежала по доске. Водицы испить я вам пока не даю, но я не бросилась наутек и готова вас слушать.
Антон откашлялся.
– Дочка, помоги Христа ради, – сказал он, не очень убедительно придав голосу жалостность.
– Кикимора те доча, – настороженно ответила Мария Кондратьевна пискляво. – Сгинь, блазнь лесная.
– Что? – не сразу понял он. – Я не блазнь лесная, я человек. Смотри – вот, крещусь.
Вспомнил, что по-раскольничьи крестятся двоеперстно, трижды сотворил крестное знамение.
– «Символ веры» почти, коль ты взаправду человек.
Старообрядческого «Символа веры» Антон, разумеется, не знал.
– Я знаю, к вам чужие не ходят, но ты меня не бойся, – сменил он направление разговора. – Вишь, у меня нога сломана. Еле идти могу.
– Ты с Сотонинщины што ль? С энтими шед, каких Агап под Сторожихой зрел? Как она тя попустила-то?
«Сотонинщина» – это, вероятно, внешний мир, где правит Сатана, соображал Клобуков. Агап – скорее всего лыжник, чьи следы были на перевале. Значит, он не имел отношения к гибели моих спутников, а увидел их уже мертвыми. Под какой-то «Сторожихой». Надо полагать, речь о камне, похожем на каменную бабу! Как камень может кого-то «попустить» или не «попустить», непонятно. Но нужно подыграть.
– А у меня печать. С нею… с ею куда хошь пройти можно. Такое мне благословение, – на ходу сымпровизировал он.
– Кака-така печать? Анчихристова? – Епифьева перекрестилась.
– Тьфу на тя, скаженная, – перекрестился и Антон. – Гляди, язык отсохнет. На мне Архангела Гавриила печать, я – Посланец. Вот, зри.
Достал из пиджака институтское удостоверение, показал.