Глава 20 Любовь и смерть.
Барон Пьер фон Врошек спешил поскорее разделаться со всеми делами, от которых ощутимо несло кровью. Свою выгоду он уже получил и сегодня отправил любимую дожидаться его в Прагу. Главное, после всего, что будет, остаться в живых.
Доскакав до пруда возле замка, он увидел, как с противоположной стороны приближается одинокий всадник. Вглядевшись, он узнал его, это был тот самый странный московит. Ну, что же, значит, всё идёт по плану, барон! И он выехал навстречу всаднику.
Не успев подъехать к иве, я заметил барона и поскакал к нему.
— Всё готово?
— Да, можно ехать. Герцог ждёт. А вы сами готовы?
— Да! — я тронул поводья.
Медленной трусцой мы поскакали к замку, возле которого уже резвились скоморохи, под их дудку плясал и медведь.
— Тюр-лю-лю, тюр-лю-лю, — надрывалась свирель, дразня зверя.
— Аргх, аргх, — рычал медведь и бил себя огромными лапами по морде.
Возле них стала собираться толпа и хохотать, наблюдая за проделками медведя. А тот старался, как мог, отрабатывая сытый обед. Со стен замка смотрели стражники, отпуская шуточки, предлагая медведю кого-нибудь загрызть.
Медведь их не понимал и по-прежнему плясал, стоя на задних лапах. Скоморохи не обманули, и это радовало. Я не стал сразу подъезжать к воротам замка, а свернул к своим людям. Не таясь, сказал им по-русски.
— Как медведь устанет, начинайте новое представление, как и договаривались.
— Не сумлевайся, боярин, — ощерив в улыбке белые зубы, заверил молодой скоморох. — Усё сделаем, развлечём и животину, и зрителей. Токмо они уже зреют для того, чтобы поиздеваться над зверем.
— Пускай зреют, мишка им покажет, почём фунт лиха и что зверей нужно уважать.
Кивнув скоморохам, я поехал к воротам, улыбаясь во все свои тридцать два зуба и при этом беспрерывно болтая по-русски и неся откровенную ахинею. Врошек один раз взглянул на меня и пожал плечами. Чешский, хоть отдалённо и похож на русский, но весьма отдалённо, и он так ничего и не понял из того, что я сказал.
Нас беспрепятственно запустили во двор замка, где мы слезли с лошадей. Я поправил чехол ружья на лошади и оставил её стоять во дворе. А сам направился вслед за бароном. Дорога наша лежала через разные помещения и, пройдя весь первый этаж, мы поднялись на второй. Буквально сразу от лестницы начинался большой зал неизвестного назначения. В конце зала находился огромный камин, в нём тихо тлели угли, отбрасывая пугающие тени на стены. Возле камина стояло глубокое кресло, и в нём, видимо, кто-то сидел.
— Господин! — тихо произнёс Врошек. — Я привёл московита.