Капитан последним покидает судно, вот и я спрыгнул в лодку самым последним и, взявшись за вёсла, начал быстро грести в сторону открытого моря. Там, на выходе из гавани меня ждал на своем корабле Алонсо. Как только я отчалил от горящего фрегата, он ещё сильнее запылал. Столб радостно ревущего пламени поднялся до небес.
Я стал медленнее загребать вёслами и, обернувшись, наблюдал за тем, как горит мой корабль. Сгорали паруса, пылая и тлея, падали канаты, скрипел в страшных муках рангоут. На миг, всего лишь на миг я почувствовал свой корабль, как и прежде. Все его корабельные эмоции проникли в моё сознание, полностью затопив его. Он жаловался мне на дикую боль в своём деревянном теле, на огонь, пожирающий корпус, на то, что его больше не будет.
Я плыл и смотрел, полностью погрузившись в чувства. Не знаю, может быть, мне показалось, но обе мои щеки стали мокрыми от слёз, ручьями стекающими из глаз. Смотреть было больно, и я закрыл глаза, а когда открыл, то фрегат, шипя и рассыпая искрами, медленно погружался в воду.
Он почти затонул, когда огонь дошёл до оставшихся в нём картузов и бочек с порохом. Взрыв! И облако воды и обломков корабля взметнулось на пару десятков метров вверх и затем медленно осело. Через несколько минут на поверхности моря остались плавать только щепки.
Всё дальнейшее происходило, как во сне. Я причалил к «Эстрелле», взобрался на её борт, обнял Алонсо и отправился в каюту, которую выделил для меня друг. Меня никто не останавливал и ничего не спрашивал, все видели и понимали, отчего я сам не свой, как понимал это и я. «Эстрелла» развернула паруса и, набрав ветер, помчалась в сторону Гаваны и вскоре затерялась в волнах Карибского моря.
Возвращение на Кубу оказалось триумфальным, но очень грустным. Был бы я пьяницей, то запил бы, но пить не хотелось, поэтому я закрылся у себя в комнате и сутки никого в неё не впускал. Но всё когда-нибудь проходит, прошло и это, горечь утраты немного стала стихать и, отомкнув дверь, я вышел из своего затворничества.
После всех событий нужно было разобраться с капитаном Ривейрой, подсчитать все убытки и учесть все трофеи. Именно для этого меня вызвал губернатор Кубы, его желание было мне понятным и объяснимым. И, собравшись, я отправился в его резиденцию.
Граф Раймон Алехандро де Вагильяс сидел в кресле, когда я вошёл в зал приёмов.
— Вы выздоровели, сеньор Эрнандо! Как я рад, искренне рад! Благодаря вам мы одержали победу, которую трудно сейчас переоценить. Это просто триумф! Мы с отцом Серхио разослали всем по магической почте послания о столь знаменательном событии. Все вице-короли, Главный инквизитор и, конечно же, наш любезный король получат эти послания! Все они узнают о вашем подвиге!