— Вот вам, дедушка ишан! — и протянула ему узелок в цветном платочке.
Ишан принял приношение и сунул в глубокий карман своей бархатной куртки. От испуга вовсе утончившийся голос девушки успокоил его. Он догнал Обидия и еще немножко проводил по улице. Или не доверял этого никому, или о чем-то не договорил с ташкентцем. Они шли в трех шагах друг от друга и перекидывались фразами, пока улица была пуста. Обидий затопал вниз, а ишан свернул к мечети…
Салима рванулась к воротам, но дервиши преградили ей дорогу.
— Стой!
— Кто ты?
— Открой лицо!
Этот был одноглазый, лица других искажены озлобленностью, которая, видно, стала для них всегдашней, привычной, и они показались Салиме страшными. Она приподняла чачван и услышала:
— Ох, какой персик!
Это сказал чей-то повеселевший голос вдалеке, а одноглазый подшагнул к ней и спросил:
— К кому?
— Я племянница жены ишана…
— А-а-а…
Приблизился пузатый коротышка в рваном халате с обвисшими, как сосульки с ташкентских крыш в редкие морозные дни, клочками грязной ваты, прохрипел:
— И лица не прячет. Пер-сик!
Салима вспомнила, что все еще держала чачван приподнятым, и теперь бросила его вниз и побежала к воротам внутреннего двора.
И вот она здесь, в этой недоступной для посторонней ноги обители. Три женщины, одна такая толстая, что две соседки ее казались худощавыми, сидели на ближайшей веранде и вышивали одеяла — красным шелком по желтому атласу. Из кухонной постройки доносились голоса и стук жестяной посуды: работницы готовили завтрак. А это, значит, и есть жены ишана. Не очень-то ишан давал им нежиться, уже вышивали на голодный желудок…
Салима сняла на руку паранджу и по кирпичным ступенькам поднялась на веранду.
— Здравствуйте, матушки. — Еще раз оглядела женщин, замерших с иглами в руках, пересчитала — одной нет. — А где она?
— Назика? — спросила толстая властным голосом, она была старшая. — Ты ее подруга, что ли?
— Да. Ой, какой красивый узор! Как будто солнце у вас в руках.
Похвала расположила к ней вышивальщиц, и одна наклонилась, сказала скороговоркой:
— Сходи посиди с Назикой. В своем доме лежит она, не выглядывает… Плохо ей! — и махнула рукой.
— Вы, как ангел, спустились с неба! — прибавила вторая.
— Я и есть ангел, — развеселилась Салима от ощущения своей удачи. — Пришла, чтобы увести вас в рай!
— Эй, не шути так! — крикнула Зебо.
Две других жены ишана, помоложе, расхохотались — и над словами гостьи, и над испугом старшей жены.
— Вон дом, — показала Зебо. — Иди, иди!
И принялась за вышивку.
В темной комнате, в самой глубине ее, на пестром одеяле лежала совсем ослабевшая юная женщина с темными, ввалившимися глазами. У нее даже не хватило сил приподняться, когда она увидела входившую к ней в свете, щедро хлынувшем сквозь открывшийся дверной проем, незнакомку в белом платье и такой бархатной безрукавке, словно белое платье было облито гранатовым соком. Назика заворочалась, пытаясь встать.