Внешний двор байского поместья прилегал к улице, отделившись от нее высоким дувалом. Входили во двор через большие инкрустированные ворота. Уже они сразу свидетельствовали о байском богатстве, а значит, и величии. Много и долго потрудились для этого чьи-то искусные руки, изготовившие ворота и покрывшие их тончайшими, ажурными узорами, изящными украшениями. Красивые ворота…
Ну что ж! Теперь они вели в школу. Да школа затихла, словно вымерла…
В глубине двора высилась двухэтажная мехманхона, гостиная, еще недавно шумевшая пышными пиршествами. По кишлачным масштабам — вполне можно сказать — дворец. По бокам от нее — конюшни и хлева для скота, вместительные, — видать, немало было у Нарходжабая и скакунов и коров. Сейчас во «дворце» разместилась контора товарищества, но это лишь на словах, в ней — пусто, все — на полях, там и управляются с канцелярскими делами, к которым ни у кого не было особого вкуса.
Внутренний двор тоже хранил следы недавнего благополучия и благоденствия Нарходжабая. Во всех четырех углах этого двора виднелись четыре зданьица, очень похожих друг на друга размерами и архитектурой: в каждом по одной-две комнаты с верандой. Здесь когда-то — теперь уже когда-то! — жили четыре «законные», если судить по еще гласно и негласно чтимому шариату, жены бая…
Новая власть наступала и отменяла законы шариата, пыталась их переделать…
По словам Саттарова, старшая жена бая, Фатима-биби, еще и сейчас ютилась здесь, в садовом доме, густо и старательно укрытом яблонями, вон там, выходит, за дувалом внутреннего двора. Бай бросил ее, куда ей было деваться? В тоскливом одиночестве готовилась встретить подступающую старость мать байского сына Шерходжи и дочери Дильдор… Правда, дочь еще оставалась с ней, но надолго ли хватит ее терпения? Дочь росла капризной, пристрастилась к забавам, а здесь стало вон как тихо и скучно… Молоденькая, ей тесны не только двор и сад, но и сам Ходжикент, ее манит другая жизнь, и кажется, что она, эта жизнь, тем прекрасней, чем дальше отсюда…
Байская дочка всем сама говорит об этом, она не только шаловлива и капризна, но и дерзка…
— А сын? — спросил Махкам.
— Честолюбивая сволочь, — ответил Саттаров. — Бывало, не подступишься…
— Где он, Шерходжа?
— В Ходжикенте его давно никто не видел. Исчез, отсюда, слава аллаху, сразу вслед за баем…
— Ну, а где сам Нарходжабай? Что о нем слышно?
— Разное… То одно долетит, то другое. Живет, как перекати-поле!
— Поточнее, Алимджан! Прошу.
— Сюда, в Ходжикент, бай не заглядывает. Это точно. Проверяли… Чаще всего бывает у третьей, самой любимой жены Суюн-беке, поселившейся в доме байского приказчика в Газалкенте. Есть у него еще жена Тамара, татарка, дочь купца Габдуллы. Этот Габдулла вел торговлю во многих крупных городах, а после революции, когда конфисковали его миллионы в банках, бежал с женой в Турцию, оставив Нарходжабаю дочь-красавицу вместе с ташкентской усадьбой. Так что у бая имеется еще добротный городской дом, где обитает Тамара. Бай ее изредка навещает…