— Ну, вот, — удовлетворенно расплылся в злой улыбке Путин, — Буш тоже не верил документам и фотографиям, пока его не отвезли на военную Базу и не достали два трупика из морозильника…
— Какой Буш, отец или сын? — икнул Владислав Юрьевич.
— Святой дух, бля. Самое прикольное, что они оба сначала не верили, ковбои хреновы. Их обоих на Базу возить пришлось, — рассмеялся Президент, замолчал, кашлянул. Его глаза стали вдруг уничтожающе жесткими, — Ладно, пошутил я. Забудь про этих Бушей как про дурной сон. Здоровее будешь…
— Про каких Бушей? Ничего не знаю, — возмутился Сурков, на этот раз стоически выдержав буравящий взгляд Шефа.
— Все, кончаем цирк. Свободен.
— Подождите, подождите, Владимир Владимирович, — затараторил заворготделом и протянул вперед руки. В его руках была черная кожаная папка, которую он все это время судорожно прижимал к груди, — Я самое главное не сказал. Хранитель просил передать вам эту папку. Он сказал, что его внук написал рассказ, и, что, если вы это прочтете, то, может быть, примете его снова. Знал, старый пень, что вы его турнете. Он ведь мне обмолвился, что его с первого раза только Леонид Ильич выслушал до конца, поверил, и алмаз в руку взял.
— Ну, и что, подружились они? — спросил вдруг уже от самого стола Президент.
— Кто? Брежнев с Хранителем?
— Да, нет, — досадливо буркнул Путин, — Леня с алмазом.
— Не знаю, — растерянно пробормотал заворготделом, — Про это мне Хранитель ничего не сказал.
— Ладно, положи папку на стол и иди. Устал я, — Владимир Владимирович потер виски и протяжно зевнул.
Пятясь задом, Сурков выскользнул из кабинета. Путин сел за стол, раскрыл черную папку. Наверное, парень в институте учится, оформил, как реферат у моих дочек, подумал Владимир Владимирович, перелистывая несколько десятков скрепленных листов со строчками четырнадцатого размера шрифта. Первый лист был пуст, в центре листа только одно слово:
* * *
…Андрей проснулся, приподнял голову, тяжко вздохнул. За окном заливался петух, встречая хмурый осенний рассвет. Господи, как же все надоело. Вторую зиму этой деревенской каторги не перенести. Поначалу прогулки с ружьем по березовым рощам, танцы до утра с дворянскими простушками, да французское шампанское рекой в помещичьих усадьбах соседей еще были в усладу. А сейчас такая тоска навалилась, хоть вой, как воют по ночам на луну прибившиеся к снисходительному барину две дворняги. И в Петербург носу нельзя показать после той проклятой дуэли. Нет, право слово, может, все-таки лучше было отправиться на Кавказ под чеченские пули и сабли, чем так себя сплином изводить.