Фламбар сегодня тоже вел себя необычно: улыбался, отпускал комплименты Барбаре, шутил с Аланом, в последнее время примирившимся с фехтовальщиком, и рассказывал французские анекдоты месье Венару. Жесты Энджела стали более непосредственными, фразы – более живыми. Он снова менялся. Все остальные принимали это как должное, и лишь одна Лаис знала, чего это стоит Фламбару.
Быть живым – мучительное чувство. Но иначе Энджел не сможет ни играть, ни петь.
В Лестер они отправились после обеда. Лаис взяла с собой и мисс Гривз, и мистера Уилсона, и месье Венара, и даже Джейкобса; слуги по достоинству оценили оказанную им честь. Присутствовать на представлении, где соберутся аристократы, – что может быть почетнее! Так что в карете оказалось слегка тесновато, и все же Энджел умудрился сесть рядом с Лаис, посадив на колени Тамину. Девочка всю дорогу хихикала, а Фламбар смешил ее специально, так что со смеху покатывалась не только юная леди, но и все присутствующие. «Так вот каким ты был, – с болью думала Лаис, иногда ловя на себе смеющийся взгляд Энджела. – Вот каким ты можешь быть. Нет, я ошибалась, Брайан не смог тебя уничтожить. Единственное, что он смог в тебе убить, – это надежду на счастье. Господи, Энджел, почему на долю лучших из нас выпадают такие испытания?» Ответа не было. Лаис украдкой положила ладонь на спину Фламбара, а он придвинулся так, чтобы никто этого не заметил. Она осторожно водила пальцами, и этот интимный жест создавал вокруг нее и Энджела маленькую иллюзию общей тайны.
Все закончилось, когда они приехали в театр.
На сцене шли последние приготовления. Лорд Эшли, важный и наряженный ради такого события в один из своих лучших костюмов, расхаживал между рядами мягких кресел, расставленных здесь сегодня для зрителей. Он приветствовал Лаис и ее спутников; слуги с детьми уселись в углу зала, чтобы не мешать, а актеры отправились облачаться в костюмы и готовиться к выступлению.
Лаис дожидалось великолепное платье из серебряной парчи, расшитое белыми цветами; пока одна из горничных Мэри помогала графине переодеваться, та старалась не смотреть в зеркало. А когда взглянула, не поверила, что это она. Лаис даже в юные годы не была тоненькой, словно тростиночка, однако сейчас театральный наряд превратил ее в призрачную фею.
Темные волосы, уложенные в высокую прическу и перевитые лентами с драгоценными камнями, блестели; кожа казалась фарфоровой, а огромные голубые глаза сияли на бледном лице. Лаис показалась себе героиней из грустных стихов поэта-меланхолика. Но когда, деликатно постучав, заглянул Энджел, она тут же позабыла о себе.