— Вот свинство, а?!
Во мне бушевало раздражение, но я пока держалась. И завидовала Шурке, которому все было нипочем: он с интересом разглядывал все вокруг и даже сделал попытку пробежаться вокруг дома, посмотреть. Пришлось удержать его за руку и шепотом сделать внушение.
Наконец, адвокат вернулся.
— Господин Модестов приглашает вас к чаю. Проходите.
И он радушным жестом пригласил нас войти. Мы удивленно переглянулись, но вошли.
Внутри все было еще богаче и роскошней, чем снаружи. Картины, зеркала, хрусталь, дубовые панели на стенах, пол из натурального дерева, портьеры…
— Мам, как в Большом театре, — громким шепотом сказал мне Шурка, указывая на хрустальные с позолотой люстры.
— Какой культурный ребенок, — гоготнул адвокат, — бывает в Большом театре!
— Мы, знаете ли, тоже не лаптем щи хлебаем, — дерзко ответила я и удостоилась предупреждающего тычка в бок от сестры.
— Прошу в столовую, там уже накрывают к чаю, — тот, казалось, не заметил моей нелюбезности. Или сделал вид, что не заметил.
Первое, что я увидела в столовой, была та самая чудовищная лошадь, сиротливо стоящая в уголке. За огромным овальным столом из полированного темного дерева сидел Егор, одинокий и печальный. Две горничные бесшумно занимались сервировкой стола, а больше в комнате никого не было. Увидев нас, Егор радостно вспыхнул и вскочил с места.
— Девчонки! Как я рад вас видеть!
— Ну, беседуйте, — разрешил адвокат, снова похабно гоготнул и вышел. Я вздохнула с облегчением — не могла уже видеть эту сытую лоснящуюся физиономию.
— Как вы тут оказались?
— По чистой случайности проезжали мимо… — начала Мартышка.
— Неправда, — сдала я сестру. — Она меня специально вытащила, чтобы тебя навестить. Ну, рассказывай!
— А что рассказывать? Все как-то кисло. Отца я так и не увидел, эта мерзкая харя — адвокат, он же главное доверенное лицо и компаньон — не пускает меня к нему.
— Да уж, харя и правда мерзкая, — протянула Мартышка.
Горничные белыми лебедушками скользили вокруг стола, расставляя сказочной красоты фарфоровый сервиз, одновременно косились в нашу сторону и напряженно слушали, о чем мы говорим.
— Чудесный дом, — фальшиво и громко сказала я. — Все так красиво, так роскошно! А это что, терраса?
Одна стена столовой была застеклена от пола до потолка и выходила на открытую террасу, с которого расстилался неописуемый вид на Финский Залив. Я утащила туда Егора и Машку, и мы могли спокойно поговорить, не опасаясь вражеских ушей. Шурка прилип к перилам и восторженно рассматривал пейзаж.
— В общем, я такого никак не ожидал, — продолжал Егор, радуясь, что можно поплакаться кому-то в жилетку. — Меня тут еле терпят, намекают, что я не ко двору и чтобы на наследство не рассчитывал. Сестра все время сидит у отца и со мной вообще не разговаривает. Короче, все спятили. Я бы рванул домой первым поездом, но как-то не по себе. Зря я, что ли, приезжал? Умирающего отца так и не повидал…