— Да, знаю, — говорит Морган, садясь на мою кровать. — Этот год последний перед тем, как мы начнем по-настоящему жить, но мы сделаем это вместе.
Я закатываю глаза, глядя на нее.
— Ты собираешься найти работу в том же городе, что и я, или как?
— Если это то, что нужно, чтобы ты наконец выбралась из этой адской дыры, то да.
— Эй, — протестую я. — Здесь не так уж плохо.
— Слушай, там, откуда я родом, мы не ходим за коровами ради забавы.
Я игриво толкаю ее в плечо.
— Я думала, тебе это нравится.
— Нееет, — говорит она, растягивая слово. — Мне нравился мальчик, которому это нравилось.
— Шлюшка, — поддразниваю я.
— Ты так думаешь?
Я смеюсь.
— Ты нечто, ты это знаешь?
Морган поворачивает голову к нашему единственному окну, ее взгляд непоколебим. Ослепительный свет высвечивает контуры ее щек, когда я, прищурившись, смотрю на нее. Поднявшись в сидячее положение, я прикрываю глаза от яркого света и машу рукой перед ее лицом. Она не моргает. Беспокойство распространяется по мне, как болезнь. Схватив ее за плечи, я легонько встряхиваю, зову по имени.
— Это не смешно, Морган, — говорю я, встряхивая ее на этот раз гораздо сильнее.
Никакой реакции, и я начинаю паниковать. Вскочив с кровати, я встаю перед ней, пытаясь заслонить как можно больше света. Она словно в трансе. Ее грудь продолжает подниматься и опускаться, когда она дышит, но больше никаких телодвижений.
Она даже не моргает. И это пугает меня больше всего.
— Морган! — кричу я, не заботясь о том, услышит ли меня кто-нибудь в общежитии. Вероятно, будет лучше, если они это сделают, потому что тогда кто-нибудь сможет позвать на помощь. Тщетность моих действий злит меня, потому что, что бы я ни делала, я не могу добиться хоть какой-то ответной реакции.
Развернувшись, я смотрю на свет и щурюсь. Это все равно что смотреть на офигенно яркие огни стадиона. Не знаю, почему я это делаю; это за гранью моего понимания. Тем не менее, мой страх сделал меня иррациональной и злой — сочетание, которое никогда не сослужило мне пользу в прошлом, так почему же это должно было случиться сейчас?
Одной рукой, я прикрываю глаза, а другой наощупь открываю окно. После нескольких секунд борьбы мне удается сдвинуть раму вверх. До моих ушей доносится жужжание, и я вздрагиваю.
Что это за хрень?
Я смотрю вниз и вижу освещенную траву, похожую на заснеженную лужайку. Затем смотрю вверх, прямо в луч света.
И застываю.
Мое сердце колотится в груди, а разум кричит, потеряв контроль над телом. Я заставляю себя двигаться, моргать, но ничего не происходит. Единственное, что меняется, — это скорость моего дыхания. Она стремительно и растет с каждой секундой, ужас гонит ее вперед. Темнота сгущается по краям моего зрения, когда мой пульс ускоряется, и я знаю, что: либо потеряю сознание, либо умру от разрыва сердца. В любом случае, я вот-вот погружусь в забвение. Я мысленно молюсь о том, чтобы мне удалось пройти через это испытание, потому что у меня так много дел. И потому, что я отказываюсь умирать от чего-то столь тривиального.