— При чём здесь пуанты? Три сестры с Дольским гостей выходят встречать! Ох, Илья Евгеньич, удружил так удружил… Так, Алёна, беги в парк, там девочки из музыкальной школы, дуэт. Зови их сюда! Они плакали, что им на открытии выступить не получится. Вот будут ещё две сестры. Берите платья у завхоза и идите примерять.
— Аделаида Сергеевна, а как же розы? У них же розы в руках…
— Мне вас учить, как розы в руках держать? Данилыч должен нарезать три букета. Сбегайте, напомните, к двенадцати чтобы как штык.
— А мужчинам тоже вручать?
— Да вы с ума сошли! Что им этими розами делать? Водку закусывать? Только женщинам…
В двенадцать часов дня Дольский, во всём блеске, в светлом костюме с белой ослепительной бабочкой, стоял на главном крыльце, вглядываясь в глубину аллеи. Оттуда, как по красной дорожке Голливуда, ожидались гости фестиваля. По обе стороны от Дольского, в длинных платьях начала века, трепеща волнением и вуалями на шляпах, стояли три прекрасные девушки с букетами чайных роз в руках.
Особняк, как по волшебству, стих. В эркерах затолпились принаряженные сотрудники, не занятые в сценарии. С последним сигналом точного времени Костя Тагарин нажал волшебную кнопку, громадные концертные колонки и усилители ожили, и над парком понеслись чарующие звуки Шопена.
Два охранника в костюмах русских крестьян, в лаптях с онучами, дружно распахнули витиеватые створки ворот и торжественно встали по обе стороны.
Первой по аллее поплыла величественная дама под светлым зонтиком. Паренёк в костюме лакея смиренно шествовал рядом, везя её чемодан на колёсиках, а на плече придерживал большой этюдник. Дольский устремился вниз по ступенькам.
— Сашенька, милая, как я рад! Это к счастью!
— Что вы говорите?!
— Видеть вас — к счастью. Я же, грешным делом, загадывал по-стариковски: какого первого гостя завижу — таков и денёк будет.
— Ну, и каков же будет денёк? — кокетливо улыбалась из-под шляпы Сашенька, известная в области акварелистка Александра Сергеевна Посадова.
— Ну, слава богу теперь, — делился Дольский облегчённо. — Я-то уж боялся, что бандит этот, Хвастов, будет первым. Думаю, несдобровать нам тогда с Бобрищевыми-то, конец вовсе культурному очагу… А тут и вы, прелесть моя, ну, значит, бог даст, мирно всё пройдёт, удачливо…
— Ох, Иван Степанович, шутник вы, — лукаво качала шляпой Посадова. — Ну, когда это у вас неудачливо проходило что? Всегда всё у вас шармант… С таким-то коллективом… А теперь и Дашута помощница, когда только выросла. Рисует?
— Да, бог с вами, Сашенька! Не усадишь. Это она в десять лет к вам на студию бегала, а теперь у них тихие-то игры не в моде. Всё какие-то реконструкции, — нашёптывал Дольский, почтительно ведя свою даму на крыльцо. — По лесам бегают в кожаных штанах, а то и стрельбу затеют. Нам с вами этого не понять… Проходите, радость моя, мы за вами вашу комнатку любимую оставили окнами на пруд…