— Я заплачу в три раза больше, мне не жалко!
— У меня ее нет, — произнес я, выделяя каждое слово, но это опять не произвело должного эффекта.
— Да как же так… Я так долго искал. Так долго ждал. Когда еще такой случай подвернется.
— Еще подождете, жизнь длинная. Всего доброго, — оборвал я нытье старика, захлопывая дверь перед его носом. — Какой упертый, ничего не понимает, — прорычал я и тявкнул для пущей убедительности.
Вернувшись на любимый диван, я впялился в хрустальную люстру, покрытую толстым слоем пыли и узорами паутины. Сон бесследно исчез, а голову бередили блуждающие мысли. Что за глупые и непонятные шутки! Кому я и чем не угодил, ума не приложу. Еще и этот старик, который вывел меня из себя. Хотя антиквары на таких, как он, неплохо зарабатывают, втюхивая непонятные безделушки.
— Я так долго ждал… — передразнил я его гнусавым голосом, пытаясь скопировать еще и мимику.
В голове, словно яркая молния, пронеслась мысль о недавних событиях из потаенных глубин подсознания. Старик-антиквар со странным именем, только не могу вспомнить каким. С ним я встретился в сквере на «Плотинке». Вспомнил бешеные разноцветные глаза и его временное помутнение рассудка. Я привстал и осмотрел шею в зеркале, прилепленном к стене. Гематом и царапин не было, хотя я и не помню: душил ли он меня. Но безбожно тряс точно… Откуда у него только силы взялись? Он что-то говорил о непонятной встрече.
Визитка… Аллилуйя! Теперь я видел отчетливую картинку в голове. Бархатная черная визитка с золотым тиснением «Альфред Рихтер — антиквар». Старик оставил ее на лавке, а я подобрал и положил в пиджак. Там и адрес, и телефоны…
Исследование содержимого карманов прервал очередной раскат дверного звонка. На этот раз осторожный и непродолжительный, с выдержанными паузами. На электронных часах было двадцать две минуты третьего. Ну, если там опять назойливый старикашка, то я с радостью спущу его по лестнице. Быстрее скоростного лифта пролетит.
— Иду я, иду! Потерпи еще немного… еще чуть-чуть, — неистово орал я, резво бросаясь к двери.
Моему удивлению не было предела. На пороге стоял высокий монах с блестящей лысиной. Одет в оранжевое церемониальное одеяние, из-под которого выглядывали босые ноги. Наряд символа смирения и отречения от плотских радостей был чрезвычайно уделан россыпью пятен. Они различались по происхождению, размеру и насыщенности, но в целом это не вызывало неприязни.
По его лицу с безмятежной улыбкой скользнула тень страха и сразу же растворилась в совершенном спокойствии. Что произвело на него такой эффект, останется тайной за семью печатями. Может, помятый костюм или густая щетина на лице. Вероятно, безумные налитые кровью глаза или злобный оскал. А по всей видимости — все разом. В таком удручающем виде я сам на себя наводил ужас до дрожи в коленках.