Химера (Ворожцов) - страница 5

Любимая девушка…  Это вообще отдельная история о насыщенной жизни, достойная написания трагического романа, который из-за ужасного сюжета никогда не станет достоянием общественности.

Но узнает парень об этом намного позже…

* * *

Все свободное от истязаний время он разрабатывал план побега, запоминал расположение складов, охранных постов, время их смены и прочие важные мелочи. После пыток, очутившись в камере, пленник разбивал в кровь кулаки о стены, вымещая на них злобу, отчаяние и собственное бессилие. Кричал во тьму ругательства на всех известных ему языках, до хрипоты в голосе, пока усталость не сбивала с ног. Тогда он еще огрызался во время допросов, уворачивался от ударов, плевал в лица изуверов и широко им улыбался в ответ. Но все это ни на йоту не приближало его к цели, а лишь отнимало скудные силы. Чем больше бедняга вертелся, как окунь на жаровне, тем сильнее это распаляло садистов, и тем изощренней становились истязания, переводя наслаждение изуверов на новый качественный уровень. Во время вчерашней пытки, когда ведро ледяной воды вернуло его в очередной раз в сознание, мученик понял, что эта дорога никуда не ведет. Что-то хрустнуло внутри, но пока лишь надломилось…

Жалобно пискнул железный люк. Ворвавшийся поток солнечного света ласково обнял замученное тело, пытаясь его обогреть и защитить. Вслед за ним сиганул вниз нагловатый воздух и опьянил пленника свежестью до полуобморочного состояния.

— Эй, кафир! Что разлегся, мы уже соскучились по твоему девчачьему визгу. Вылезай! — с ужасным акцентом крикнул сверху бородатый толстомордый охранник, сбрасывая веревочную лестницу.

— Лишь бы не сдох, — добавил второй душман и тяжело вздохнул.

В отличие от предыдущего, этот надзиратель был хорошо выбрит и худощав, но назвать его привлекательным язык не поворачивался.

— Твоя очередь вытаскивать. Я с прошлого раза не могу отмыться. Вот понюхай одежду. Чем этих шурави откармливают дома? Воняет, как от обгадившейся свиньи.

— Сам нюхай, — отвернув голову в сторону и перекосив лицо, сказал толстомордый. — Может, ты сам вчера обделался, когда на «лягушку» при обходе наступил. Ты же не знал, что она пустышка. Ну и лицо у тебя было! Как сейчас помню. Напряженное такое…  Пот градом льется, глазищи выпучены. А как ты кряхтел и маму вспоминал! — заржал он и закинул травяной коричневый шарик в рот.

— Смотри не лопни от смеха, а то накормишь шакалов своими зловонными кишками. А я не буду им мешать, только глядеть…  Вот тогда и я повеселюсь, если будет на то воля Всевышнего, — оскорбился второй и наклонился к открытому люку, пытаясь что-то рассмотреть.