— Да. Да. Завтра утром. — Он передает ей подписанные бумаги. — Соедините меня с Восточно-Казахстанским совнархозом.
Нина звонит на междугородную. Оказывается, линия повреждена. Покусывая губы, она звонит снова, наводит справки и, вздыхая, снова идет к директору:
— Семен Иваныч, линия с Казахстаном не работает.
Начальник поднимает голову. Лицо его медленно багровеет.
— Вы это скажите кому-нибудь другому.
— Но линия повреждена…
— А меня это не интересует! Подобные безобразия могут быть у кого угодно, только не у меня!
Возражать бесполезно. «Везувий» извергается еще минут пять. Потом Семен Иванович одевается и, опередив Нину, выходит в приемную.
— Я поехал обедать, — бросает он курьеру Марии Ивановне, и та бежит со всех ног в гараж за машиной. Гараж находится во внутреннем дворе. Мария Ивановна семенит по тонкому снегу, и черные асфальтовые следы остаются у нее за спиной. Вернувшись в приемную, Мария Ивановна кашляет, кутается в платок. Нина молча записывает письма.
…«На Ваш исходящий номер сообщаем, что с 195… года наш завод автоматических весов не производит».
— И чего ты, глупая, тут сидишь? — подступается Мария Ивановна. — Молодая, ученая, в бумажки эти похоронилась. За тысячу рублей душу из себя вынаешь… — Мария Ивановна наливает себе кипятку и, обхватив стакан ладонями, прихлебывает. — Я-то смолоду как жила! Со Степаном на плотах ходила. Кашу варила. Песни играла. Бывало, катимся себе вниз, воды не слыхать, теменюка такая, что песни вовсю орешь, чтобы, значит, не страшно… Звезды в глаза так и катются, так и катются… Вот — жизнь! Да и после, с детишками уже, в городе жили. Сперва уборщицей была при больнице, потом в няни повысили. Хорошая специальность — и уважение тебе, и почет… Эдакого крику никогда не было. Я б и не потерпела.
— Хорошо вам с мужем-то. Чуть что не так — за плечи спрятались — и вся беда. А я одна. Мать-одиночка называюсь. Каждый месяц пятьдесят рублей на Юрку получаю от райсобеса. А по двести в музыкальную школу плачу. Есть, пить надо, одеваться надо? — Нина подняла от бумаг возбужденное, в пятнах лицо. — Девять классов у меня. Куда я с таким «дипломом»?
— Глупость все одна. Боишься ты другой жизни. Вот и живешь незнамо как. Слезы в платочек спускаешь…
Распахнулась соседняя дверь. Главный инженер подошел, крупно шагая, бросил Нине толстую пачку писем. Засмеялся.
— Не помните, Ниночка, в какой из восточных деспотий зародился и расцвел бюрократизм? Кажется, в Вавилоне? Да, да, кажется, там. А потом у них египтяне поучились, потом уж пошла эта зараза по всему свету! Конечно, какая-то деловая переписка нужна. Но, помилуй, бог, не в таком же количестве! Как вы на это смотрите,