* * *
Дни шли. Они собирались в недели, а те в месяцы. Много злободневных информаций и статей было еще напечатано — немало было забраковано и брошено в корзины. С помощью редакции был разоблачен и отдан под суд заместитель директора маслозавода — пройдоха и вор. Помирились супруги из села Степного. Родильный дом получил новое помещение. В городских столовых стали аккуратно менять скатерти, а в меню появилось много свежей зелени. Закончилась районная партийная конференция.
Теперь шла городская. И на ней один из главных вопросов — о жилищном строительстве — поднят был газетой. По утрам в каждом доме разворачивали свежий номер газеты и узнавали о городских и районных делах, о новом в жизни страны. И все замечали, и всем интересовались эти известные всему городу восемь человек с красными редакционными удостоверениями.
Уже началась зима. Улицы города стали шире и чище. Приближалось 7 ноября. В колхозах чистили и холили грузовики, обтягивали борта кумачом. По вечерам в клубах долго звучал баян, сыпалась мелкая дробь «русской». В городе протягивали поперек улиц алые полотнища и цветные лампочки. На полках магазинов над качающимися головами очередей проплывали цветастые рулоны шелка, мелькали деревянные «метры» продавцов.
В один из таких вечеров в редакторском кабинете у приемника собрались все. Транслировали торжественное заседание из Большого театра. И хотя дома почти у каждого был свой приемник, всем почему-то хотелось быть сегодня вместе.
Огнями всех своих комнат светилась в этот вечер редакция. Свет ее окон был виден далеко. И долго еще не гас…
Опять осень.
Плетнев стоит на палубе и смотрит вперед. Идут навстречу родные берега. И хотя Плетнев давно ждал этой минуты и готовил себя к ней, все равно она застала его врасплох. Он нервничает: курит, вздрагивает от речного холода и оглядывается кругом. Берега разные: один высокий, другой — отлогий, и с реки хорошо просматривается затуманенная холодная даль. Попадаются редкие береговые костры. Дым их долго колеблется позади. Одинокие домики стоят на кручах. А когда им скучно стоять так, они собираются вместе — по пятнадцать-двадцать домиков сразу — в тогда это село. На песке лежат брошенные лодки. Рассохшиеся, без весел.
Плетнев думает о своем, машинально прохаживается по палубе. Давно уже не стучало так, не дрожало у него под ногами большое тело корабля и не падал в лицо мокрый ветер, и птицы давно уже не кричали так…
Совсем темно. Туман. Даже стоя на палубе, не угадываешь ее границ. Пароход идет все медленнее и, наконец, застывает посредине реки. Время от времени он тревожно гудит в темноту. Звуки несутся над темной жирной водой. Красный огонь бакена ныряет вдали по левому борту. Плетнев долго смотрит на него, начинает казаться, что это свет — главное препятствие на пути и не будь его, пароход бы ушел теперь далеко вниз, до самых Быковых Хуторов.