– Не делай этого, – на ходу заговорил с ней Макс. – Руак’Маар не один год сдерживал энергию в Чертоге. Он сможет делать это и дальше.
– У него недостаточно времени и сил. Он умирает, – обернувшись, ответила она, ее рассыпанные ветром волосы скрывали лицо, а глаза светились.
В воздухе поднялся скрежет.
– Пока он умирает, мы успеем прожить целую жизнь, – не отступал Макс, подойдя ближе и сжав ее плечи руками. Он наклонился, опускаясь на колено, чтобы увидеть ее лицо, которое она нарочно прятала. – Не поступай так, умоляю. Я люблю тебя. Так просто, понятно, без сомнений, как вижу горизонт в ясный день. Так сильно, что не могу потерять тебя, – голос его подводил, не справляясь с нахлынувшей искренностью. – И дело не только в моих чувствах. Дело в тебе. Ты не должна жертвовать собой. Посмотри на то, что происходит внизу. Я не верю, что у этих чудовищ нет другого способа все исправить.
– Я делаю это не ради них, – ответила она, и ее голос дрогнул, когда за скрежетом ветер принес шипящий поток.
– Тогда не делай этого ради себя, если я и мои слова для тебя ничего не значат!
Яра смотрела на него, а по ее щекам текли светящиеся слезы.
– Дэн, скажи ты ей, если она меня не хочет слушать! – продолжал Макс, а силы вернулись в его голос. – Или так и будешь молчать, как кретин?
Рейн молчал именно так.
Гул ветра усилился, превращаясь в рев огромной трубы. Стихия прокатилась по крыше противоположного дома и снесла опоры моста на той стороне. Схватка внизу погасла.
Яра подошла к краю и чуть наклонилась вперед, наблюдая, как световая кайма сковала невидимую энергию и та металась в воздухе из стороны в сторону, то ныряя вниз, то взлетая вверх рядом с краем моста.
Макс только и успел сделать к ней шаг, а Рейн сбил его с ног и всем весом прижал к каменным плитам. Глаза вспыхнули зеленью. Макс сопротивлялся, его кулаки моргали синим светом, но Рейн сдерживал магию брата, не давая ему подняться.
– Прости меня, – прозвучал ее дрожащий голос в голове. На секунду их взгляды нашли друг друга. Она скользнула в его сознание, а потом отступила назад, и свет поглотил ее целиком. С этого момента у искаженного до неузнаваемости голоса, звучащего сквозь непроглядную яркость света, не было ни начала, ни предела.
Ее крик растянулся в бесконечности. Рейн закрыл руками лицо, но даже сквозь пальцы лучи слепили ему глаза, будто внутри столпа ворочались осколки идеальных алмазов, до того ярких, что, когда свет погас, перед ним осталась только выжженная тьма.
С новой силой голос Яры зазвенел в голове до истязающей боли, которая в муках рождалась и умирала, снова и снова с хрустом выворачивая все в груди.