Альма (Сергеев) - страница 11

За свою жизнь я насмотрелся всякого и не раз перевязывал раны, делал уколы и прочес. К тому же, когда речь идёт о жизни и смерти, у нас появляются недюжинные силы и отвага, и мы делаем то, что в обычной обстановке никогда бы не сделали.

Самым сложным местом оказалась глубокая рана на горле Альмы. Там Алексей вначале сшивал подкожную ткань, сшивал тонкой жилкой, а мне пояснял:

— Эта жилка называется кетгут, она внутри рассасывается. Сейчас ещё стянем кожу двумя швами и между ними вставим резиновую трубочку — катетер, на случай воспаления.

Операция закончилась. Можно сказать, мы заново пришили Альме голову. Конечно, это преувеличение, но внешне всё именно так и выглядело. Я нарочно подробно рассказал об операции, поскольку она была первой по своей сложности в моей жизни. Позднее я ещё несколько раз зашивал собакам раны.

Альма уже стала приходить в себя. Алексей сделал ей укол антибиотика и протянул мне мазь:

— Намажьте пашу работу. И дома мажьте. Перевязывать не надо, так быстрее заживёт. Через три-четыре дня привозите собачку, посмотрим, как идут деда. Она молодая, всё должно быть нормально. Тогда снимем швы. Шерсть отрастёт, и шрам не будет виден.

От денег Алексей отказался наотрез.

— Я работаю не ради денег, — сказал. — Я люблю животных. Особенно собак. И люблю свою работу.

Альма ещё окончательно не отошла от наркоза и была очень слаба, поэтому я отнёс её к машине и положил на заднее сиденье, а сам вернулся в приёмную. Дежурная записала нас с Альмой в журнал и пожелала скорейшего выздоровления.

Когда я вновь подошёл к машине, Альма уже выглядывала в окно и виляла хвостом. Взгляд у неё уже был вполне осмысленным.

— Всё, дорогая, кончились твои мучения. Больше тебя никому не отдам, — сказал я, отъезжая от лечебницы.

Альма в ответ потянулась ко мне и благодарно лизнула в щёку.

Так спустя четыре месяца Альма снова оказалась у меня. На этот раз навсегда.

Я решил, пока Альма не поправится полностью, обосноваться на даче. Во-первых, участок находился всего в семнадцати километрах от Истры, куда Альму предстояло возить. Во-вторых, началось лето, и жить на природе для больной собаки было как нельзя кстати.

Участок Альме понравился. Да и как он может не понравиться — целых шесть соток, гуляй сколько хочешь! И никаких грядок, которые надо охранять. И не колючий кустарник, а высокие берёзы и ели. И не изгородь из досок, а сетка-рабица — прекрасный обзор на все четыре стороны! Ну и, конечно, отличное жилище: не картонная коробка, а брусовой дом (немного аляповатый наш с братом самострой), но с мансардой и печ-кой-"буржуйкой", да в придачу сарай-мастерская с душем — и всё это в полном распоряжении Альмы.