Однажды во время урока по математике я заметил у изгороди дачницу с соседней улицы, рядом стояла её собака — коричневый дог. И женщина, и пёс со жгучим интересом наблюдали за нашими занятиями.
— Присоединяйтесь! — махнул я им рукой. — Лишние занятия не помешают.
— У меня совсем нет времени, — вздохнула дачница. — Меня ждут парники, грядки, а вот Эдик… Если он не будет для вас обузой… Он с удовольствием ходил бы на ваши занятия, правда, моя радость? — она обратилась к догу.
Пёс кивнул, но без особого энтузиазма — то ли считал себя достаточно образованным, то ли просто был лентяем.
Так у меня появился ещё один ученик. Эдик особыми способностями не блистал: за пять занятий он научился считать только до двух: один, два, а дальше уже просто много. Он приходил учиться только потому, что его заставляла хозяйка. На уроках он большей частью зевал и только что не говорил — "И чего я здесь высиживаю, убиваю время?" От уроков труда он вообще отлынивал, симулировал хромоту, а когда начинался урок музыки, сразу направлялся к калитке и там ждал хозяйку до конца занятий.
Позднее своих собак привели ещё двое дачников и один парень из деревни Алёхново — он привёл дворняжку по кличке Эклер. Новые ученики занимались с охотой, усердно и добивались кое-каких успехов, но до Альмы им было далеко.
Однажды на наши занятия пришли Гришка с Мишкой и, развалившись на траве, стали посмеиваться над учениками. Я сделал им замечание, они на время притихли, потом опять взялись за своё. Причём если Мишка только подсказывал ученикам правильные ответы, то сорванец Гришка просто-напросто вёл себя по-свински. Когда дог Эдик слишком долго соображал, сколько будет один плюс два, Гришка захохотал и брякнул:
— Ну и придурок!
Тут уж я выпроводил мальчишек на улицу, сказав:
— Приходите только на урок труда. На участке всем работы хватит. Вот тогда посмотрим, кто над кем посмеётся.
И действительно, как только я начинал колоть дрова, четвероногие ученики всё делали гораздо быстрее и лучше ребят: первыми хватали поленья и тащили их под навес, и складывали аккуратно в полевицу "колодцем", в то время как ребята просто кидали поленья в кучу. На этот раз и Эдик отличился. Забыв про свою "хромоту", он таскал в пасти самые большие поленья и бегал к навесу, как лось, а на обратном пути искоса посматривал на Гришку и усмехался.
Мы с Альмой вместе встречали рассветы, вместе выполняли работу по хозяйству, а по вечерам вместе слушали музыку по радиоприемнику или я читал ей что-нибудь вслух. И засыпали мы на одной тахте под кукование кукушки — далекое "ку-ку" было для нас лучшей колыбельной. За прошедшее время Альма распрямилась, в её походке вновь появилась царственная осанка, которую я заметил когда-то в подъезде. Теперь, рассматривая что-либо за окном, она и в кресло садилась, как на трон.