— Ни в коем случае! — возмутился Ковалевский. — Об отставке вашей не может быть и речи! Вы один из ценнейших сотрудников Азиатского департамента. Согласитесь ли вы принять командировку в Область сибирских киргизов по делам службы? Генерал-губернатор будет, разумеется, уведомлен, что ваша единственная обязанность — поправить на родине расстроенное здоровье...
— Спасибо, Егор Петрович... Я поеду. Отдохну, поработаю в степной тиши... — Валиханов поднял голову и продолжал, глядя Ковалевскому в глаза: — Я хотел бы, чтобы во всем, что я делаю, в работах моих по географии казахской степи и сопредельных стран, а также в путешествиях в глубины Азии, которые я готов в будущем предпринять, если русская наука найдет меня достойным этой миссии... Я хотел бы, — он говорил, не отводя спрашивающих глаз, — Я хотел бы, чтобы во всем, что я делаю, была прежде всего польза для моего народа...
— Чокан Чингисович! — взволнованно ответил Ковалевский. — Я не принял бы вашего сотрудничества, если бы полагал в вас иные убеждения! И я не сомневаюсь, что человек с иными убеждениями никогда не смог бы сделать для будущего Степи то, что сделали вы.
Валиханов наклонил голову:
— Я буду счастлив и в дальнейшем сотрудничать с вами, Егор Петрович.
— Я также! — Ковалевский встал, и Валиханов за ним. Егор Петрович от души обнял своего любимца. — Вам суждено много еще сделать ценного для России и для Степи! Я верю в вашу звезду!
— А я верю в ваше доброе отношение к моему народу. — Валиханов приложил руку к груди. — И может быть, теперь вы мне признаетесь, Егор Петрович, откуда взялся ваш Н. Н. — друг казахов? Все-таки выдумка?
— Н-нет... — медленно, как бы припоминая, отвечал Ковалевский. — Не выдумка. Я гляжу сейчас на вас, Чокан Чингисович, и вижу своего Н. Н., бежавшего от скуки петербургского света. Прошу вас, считайте, что он — это вы... И скажите мне, пожалуйста, где, на ваш взгляд, сейчас в Степи самый трудный узел политики?
— Первостепенного внимания, мне кажется, требует Семиречье, где кочует приятель мой Тезек... Ей-богу, зря ваш Н. Н. тогда не поладил с ним из-за какой-то чепухи.
- Да, тут он дал маху, — согласился Ковалевский. — Но эту ошибку можно исправить?
— Не знаю, — сказал Валиханов. — Может быть, и удастся...
В первых числах мая в Сибирском землячестве стало известно, что профессора Щапова привезли в Петербург и держат в III отделении. Потанин задался целью свидеться с Афанасием Прокофьевичем Щаповым, который был тоже сибиряк родом, сын бедного пономаря и бурятки. Это удалось осуществить, когда Щапов заболел и был переведен в клинику профессора Заболоцкого-Десятовского, друга Петра Петровича Семенова.