В теории, я мог бы превратить мирную усадьбу в укрепленный замок. И даже собирался это сделать. Но… Крепости хороши, если в них наличествует гарнизон, на стенах несут службу часовые. Можно нанять горожан, привлечь молодых арендаторов. Можно — то можно, но какой в этом смысл? Любая армия существует с определенной целью и, против реального врага — будь это крошечная баронская дружина, должная отбиваться от «армий» соседей и восставших крестьян, или имперское войско, призванное покорять чужие страны. Здесь ничего этого не было. Воинственных соседей можно не опасаться. Они либо переселились из имений в города, либо сидели в таких же усадьбах, больше напоминающих охотничьи домики и на чужие земли не претендовали. Крестьяне — арендаторы, в отличие от сервов, восстаний не поднимали. Внешняя угроза (ну, как же приличному государству без нее?) была где — то далеко. До Силинга — столицы герцогства четырнадцать дней верхом, до приграничья, где шла вялотекущая война с королевством Ботэн (там — то и был когда — то пленен рыцарь Йорген) — месяца два. А были еще Вентийские горы (до них дня два пешим ходом, а на коне быстрее), с которых, якобы, спускались гномы. В крошечных человечком я до сих пор не верил, но горы — дополнительная защита как от вражеских солдат, так и от государственных чиновников.
Стоило ли удивляться, что возводить укрепления в здешних краях было не принято? Города не имели крепостных стен, деревни никто не обносил частоколом. В лучшем случае крестьяне сколачивали деревянные изгороди вокруг садов, чтобы не забирались нахальные козы, не заходили степенные коровы, да складывали каменные ограды, отделяющие пастбища от полей.
Была мысль заказать для усадьбы кованую ограду, но поговорив со знающими людьми, плюнул на эту затею. Даже если решетки и копья будут ковать все кузнецы Урштадта и окрестностей, работа займет года два, а с учетом выплавки железа — четыре. Пришлось поступить как все — соорудить деревянный забор и выкрасить его в белый цвет.
Еще месяц потратили на меблировку. Дом оказался несколько больше, чем показался первом осмотре. Общее руководство взяла на себя фройляйн — ездила по мастерским, выбирала готовые изделия, заказывала и отчаянно торговалась даже не из — за пфеннига, а из — за крейцера. При виде Кэйтрин, разъезжающей по городу в коляске (вот и Кургузый пригодился!) купцы и ремесленники хватались за сердце. Хвататься хватались, но уважали. И, кажется, даже больше, чем меня, не любившего, да и не умевшего торговаться. Ну, что поделать, не сумел я освоить высокое искусство торговли.