Кэйтрин ушла искать священника, оставив нас с Томасом. Ни мне, ни старику не хотелось лезть в склеп, но пришлось. Открывая дверь в «иной мир» без всякого скрипа и лязга, Томас чиркнул огнивом и добыл огонь.
— Возьмите, господин Артакс, — буркнул старик, передавая мне факел.
Внутри не было ни плесени, ни могильной сырости, только паутина. Весь склеп был заполнен каменными гробами, поставленными друг на друга, а три деревянных стояли ближе к входу.
— Вот, — кивнул Томас на крайний гроб. — Это господин Йорген. Светите…
Хорошо, что взял с собой старика — сам бы не догадался, что кроме факела нужен еще молоток и гвоздодер. Полез бы открывать крышки кинжалом, переломал бы все, а у Томаса получилось легко.
Первая крышка снялась и, в свете факела можно было увидеть останки рыцаря Йоргена — череп, позвоночник, руки и ноги. Даже странно, что волки и птицы их не растащили. Порой я сам не люблю себя за цинизм, но если все основное лежит в гробу — ну, куда — то пропало ребро, палец, или какая — то мелкая кость — это не повод беспокоить живых людей…
— Закрывай, — приказал я и старик, облегченно вздохнув, стал заколачивать гроб.
И вторая крышка снялась легко, но то, что находилось внутри, меня смутило.
— Прими, — передал я старику факел, а сам стал перебирать останки. Взяв самую большую кость, показал ее Томасу: — Что скажешь?
— Не человеческая …
— Именно так. Если на благородной латыни — scapula, а если по нашему…
— Лопатка лошадиная, — досказал старый конюх. — Осветив все содержимое гроба, стал ковыряться в костях: — Вот, это хрящ, это предплечье, а это позвонок. Здесь только лошадиные кости. А где же господин Александр?
— Ты меня спрашиваешь? — хмыкнул я, рассматривая лежавшие в гробу штаны. Взяв их в руки, посмотрел на свет факела. — А штаны — то целехоньки…
Сложив все обратно в гроб, взял у старика факел, кивнул ему — заколачивай.
Мы выбрались из склепа. Пока Томас закрывал дверь, мне пришлось выдержать разговорс молодым священником, что ждал нас снаружи, вместе с Кэйтрин. Судя по всему, дочь рыцаря уже успела поговорить с падре по поводу посещения склепа, но мне пришлось выслушать небольшую нотацию.
— Господин Артакс, какой пример вы подаете своим пейзанам, если ни разу не были на обедне?
Врать, что хожу на мессы в городе я не стал. Неприлично лгать святому отцу, да и зачем брать лишний грех на душу. Сам знаю, что христианин я неважный. В храме бываю редко, на исповеди — и того реже. Обращаюсь к Господу только тогда, когда сильно припечет и мне от него чего — то надо.
Оставалось лишь переминаться с ноги на ногу и обещать, что исправлюсь — всенепременно каждый день, а если не каждый, то через день, ну, каждое воскресенье — если не это, то самое ближайшее — не позже, чем через месяц, буду и на заутрене, и на обедне, и на вечерне.