скидывают
с хвоста, не церемонясь (зачем работать на чью-то бесполезную глотку!), зато дерзкого на слово и дело рада принять к себе любая «контора».
Стратегия Шпалы была такова: если слоняться продолжительное время у магазина, то рано или поздно его приметят, захотят трухнуть. Вот здесь-то и нужно каким-то образом с ними завязаться, к примеру, дать требующему мелочи по рогам. Конечно, его побьют, но если Шпала будет держаться достаточно храбро, да еще успеет двум-трем заехать по челюсти, то, возможно, в будущем с ним захотят иметь дело как с компаньоном. Вот только в деле сшибания на бутылку он не соображает, а там это главное! Если только приглянется кому-то в качестве вышибалы? А там, со временем, сам научится, так сказать, без отрыва от производства. Не боги ведь горшки лепят!
Однако, день проходил за днем, а к Витьке, как назло, никто не приставал. Видимо, Шпала так серьезно приготовился дать кому-то сдачи, что у него это невольно проступало во всем облике, и сявки предпочитали обходить его стороной. Уже не хватало терпения. Дать, что ли, кому-нибудь по голове без приглашения? И вот, на исходе самоконтроля, когда вся затея уже казалась бессмысленной, Витька нарвался у одного из гастрономов на Мотора — соратника по Грязищенской восьмилетке. Они однажды даже дрались там из — за Маринки Ивановой. Мотор торчал на ступеньках с группой собутыльников и трусил у прохожих деньги. К прогуливающемуся Витьке Мотор тоже прискипался с претензией на двадцать копеек. Это мой единственный шанс, — подумал Шпала, — другого уже не будет! И он торопливо, чтобы не упустить случая, сжал кулаки и двинулся на Мотора. Но Серега, видимо, вспомнив, как досталось ему от Витьки в той школьной драке, даром что был на класс старше, поспешно изменил свою просьбу на предложение присоединиться к «толпе».
— Не жмись, давай рваный, как раз до двух бутылок еще полтинника не хватает. Выпьем, потом еще натрусим!»
Конечно, что может быть лучше, чем почетно войти в дело? — он сейчас же согласился. Все пошло по предреченной Мотором программе: выпили, натрусили — еще выпили… Одни уходили, другие присоединялись, а Шпала стоя насмерть, все околачивался у гастронома, стараясь запомнить имена и лица новых своих знакомых. Это был конец его одиночеству и неприкаянности. У него появилась цель в жизни: новое и большое дело, и он был готов посвятить себя служению ему полностью, без остатка! Обретение нового места в новой стихии и вино из горлышка бутылки по кругу в темном закутке как причисление к лику святых. Гроздев, конечно, стал приходить к гастроному снова и снова, и довольно скоро примелькался среди здешней публики.