Наконец, день настал! Парикмахерша вернулась. Заведение вновь было открыто и не вмещало всех желающих. Подождав, пока могучий поток схлынет, Витька собрал в кулак все свое мужество и нырнул. Стричься основательно он предусмотрительно отказался, ибо, трезво оценив силы, понял: с первого раза может не совладать. Попросил сделать ему окантовку. Все повторилось: и постукивание грудями в плечо, и упирание ногами… Шпала что-то там говорил, на что-то намекал, шутил. А один раз, осязая лобок, даже выдержал ее долгий взгляд. Конечно, излишне говорить о том, чего ему это стоило: Витька весь покраснел, как помидор, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Словом, победа! Еще одна атака и она СДАСТСЯ на милость победителя! Ах, если бы Шпала знал, какую злую шутку готовит ему судьбина!
Папаша, увидев пришедшего из парикмахерской Витьку, был взбешен.
— Это что же они там себе позволяют? Лишь бы деньги с людей за стрижку драть!
Витька пытался было объяснить, что «так щас модно», чем окончательно ввел предка в раж. Отец накинул на плечи пальто, наблочил на ноги скороходы, схватил Витьку за руку и поволок его обратно в парикмахерскую. Мастерицу ходоки застали кокетничающей со взрослым, недавно вернувшимся из армии парнем. Тут же папаша и обрушил на нее свою обличительную речь. Парень, не желая стеснять обе стороны, тут же исчез. Девушка некоторое время не могла взять в толк о ком речь, — Шпала был выше предка на голову. Покрасневшая, словно ученица перед учителем, Витькина несостоявшаяся жертва выслушивала несправедливые упреки. Вскоре, однако, она сообразила, что лучший способ обороны — наступление.
— Ваш сын сам просил меня, чтобы я сделала ему только окантовку.
— Мало ли чего он попросит! Вы же видите, что он еще подросток, значит и стричь его надо как подростка, и вовсе необязательно выслушивать его мнение на этот счет. Впредь стригите его только под полубокс.
— Хорошо!
Машинка, весело визжа, принялась безжалостно срезать накопленный Витькой запас волос под самую макушку. Во время папашиных наставлений парикмахерше он едва не упал в обморок, теперь же на глаза сами собой наворачивались предательские слезы, корчились отвратительные гримасы. Шпала видел свою жалкую физиономию в зеркале, тщетные потуги удержать слезы, избежать конвульсий, и от этого становилось еще невыносимей. А тут парикмахерша лезла со своими утешениями:
— Ну чего ты плачешь, отрастут твои волосы!
Она успокаивала его, как трехлетнего ребенка. Это был крах! Остатки воли покинули Витьку и он заревел во весь свой прорезавшийся уже басок. Шпала ощущал себя полным ничтожеством. Он готов был сейчас убить папашу прямо здесь же в зале этим чертовым трюмо.