— Юлечка, а я тебя ищу!
Зал в экстазе начинает гудеть. Юля что-то темпераментно выговаривает Чаве, в ответ только глухое, ровное, обиженное сопение. Наконец, Сашка с размаху плюхается рядом, отворачивает от подруги лицо. На нее он тоже теперь обижен! Через десять минут сквозь звуки фильма все отчетливее начинает прорываться храп.
Но вот сеанс наконец кончился. Шпала выходит на улицу одним из первых, не дожидаясь толкучки, и ждет друга. Толпа все валит и валит, а где же Сашок? Когда вышли почти все, Витька заглядывает в уже залитый светом зал. Чава лежит на прежнем месте и воодушевленно дает храпака. На следующий день Чава в печали: поругался с Юлькой. Наконец, самым невероятным феноменом было то, что зимами, в самые лютые морозы Сашка, где бы и при каких обстоятельствах он не напился, в каком бы беспамятном состоянии не был, обязательно очухивался в одном и том же месте: в селе Грязном, в канаве, через дорогу напротив дома, где жила его бывшая одноклассница Тукмачева Галя. Чава при этом клялся-божился, что в трезвом виде он о ней даже не вспоминает. Возможно. Однако, факт остается фактом! Однажды Шпала с Чавиным ездили в Харьков — в соседнюю республику, Сашке нужен был отрез ткани на брюки, а в Икске ничего путевого не купишь! Витька за компанию и на халяву. Отрез они, естественно, не купили, но напились жестоко, так, что отрубились сразу же после посадки в обратный поезд. Последнее, что было в памяти Шпалы, это слова Чавы:
— У этого вагона в задней оси колесо с ползуном (или прокатом)!
Сам Сашка этих слов не помнит, значит, отрубился раньше, рассуждал о дефектах железнодорожного транспорта уже в отрубленном состоянии. Затем отрывочно признание в любви в стихах, читаемое Витькой внимающему Чаве. Причем, в стихах Витька его почему-то называет Галей! Чава-Галя в полнейшем восторге от Витькиного признания… Память вернулась к Витьке, когда он продирался между крестов по кладбищу. Как он туда попал, теперь навсегда останется загадкой. Кладбище за городом, в противоположном от поселка направлении, туда и трезвым-то попотеть добираться! Замерз смертельно. Добравшись до города, влез в безлюдный троллейбус и там вновь отрубился. Когда проснулся, едва выбрался из-западни, оказывается, открыть дверь снаружи гораздо легче, чем изнутри. Наутро с удивлением, граничащим с нежностью, обнаружил, что брюки выше коленей все в блевотине (Странно! ведь по идее должны быть ниже коленей и чем ниже, тем больше!), да к тому же еще не его! Шапка тоже оказалась чужая. Кое-как, справившись с болью в голове, доковылял до Сашки Чавина, чтобы узнать, что вчера было. Чава помнил, оказывается еще меньше Витьки, не знал даже, на чем добрался домой (а еще рассуждал, как завзятый железнодорожник, о прокатах на колесной паре!), но Витькины брюки и шапка оказались при нем, тоже не в лучшем виде: брюки в нескольких местах прожженные, испачканные в смоле, шапка такая, как будто ею в туалете ж… подтирали.