— Не знаю!
— Короче, поножовщину в сторону! Приписаки за угол. Ты, лярва, сейчас его облэкаешь, поможешь, чем смогешь. А мне отседова пора рвать когти! Кстати, моральная компенсация! Раз вы разбоем промышляете, значит, золотишко имеете! Подремонтируетесь, себе еще награбите. А пока вываливай рыжье на пол!
— Какое рыжье? Раскатал губу! Много сейчас в рыжье по вечерам шляются? С них хоть бы на жисть содрать.
— Да, уж эти скорее порубить себя на пятаки дадут, чем насчет заначки расколются! — подумал Шпала. — Ну их на… с мокрушным добром связываться, тем более перед армией! Барыг знакомых нема. Попутают еще где с такой вещулиной, а она темная, по мокрому делу канает!
— Ладно, кончай базар! Жрите, подавитесь, если что зажилили. А прибарахлиться, падлы, скиньтесь! Не заявляться же мне домой при таком видосе! Где шмотки?
Шавка глянула на шишкомота. Тот утвердительно кивнул. Тогда без подсказки жучка поползла в спальню. Через некоторое время, действуя, как бульдозер, она молча выгребла оттуда ворох разнокалиберного и разномастного бутера. Сделав дело так же тихо и добросовестно откандехала в сторону.
— Эй, не понтуйся. работать, работать! Помогай подельнику.
— Фирменные костюмы, куртки, брюки, рубашки, туфли лежали на полу перед Витькой. Все центровое но не нулевое.
— До-о-олго вы тут суки промышляете. Скольких раздели?
— Не твоя печаль, — ответил окровавленный, — бери и вали!
— Утухни, гадина! Я с тобой еще за это не рассчитался.
Шпала провел пальцем поперек горла. На коже кое-где чувствовались ссадины, горел обозначившийся ломаной бороздой рубец.
— Чем душил, петух гамбургский?
— Цепью велосипедной.
— У-у тварь, не мог помягче чего найти! Эй, ты, лярва, я кому сказал? Ползи к своему любимому, обними его покрепче и умрите, пока я буду ярлыки менять!
Шмотки Витька сортировал не спеша, деловито оценивая каждую.
— Они не темные?
— Отсиженные, бери!
Выдернув, влупился наконец в лучшее, что пришлось по размеру. Несколько усомнился лишь по поводу того, брать ли ему свое рванье. В принципе, Шпала мог бы уволокти весь куш, но на кой хрен ему это? Мыслить далее, чем до тюрьмы Витька считал дохлым номером. Однако свои верха казались чем-то родным, частицей собственного тела, которую нельзя оставлять на поругание. С каждой вещью были связаны особые воспоминания. Вот эти брюки он сблочил с пьяного, на плечах штормовки размазывала тушь Ларочка… «Телячьи нежности!» — вынырнув из пелены воспоминаний, наконец зло подумал Шпала и решительно отмел ненужные сантименты. Таранить, как барыга, узляки с тряпками — это его недостойно! Красть, так миллион, дрючить, так королеву! Впрочем, трахать надо всех подряд! «Каждую шваль на… пяль, бог увидит — лучше даст!» Напоследок зачем-то сменил туфли, хотя его были лучше. Все остальное, вместе со своей бывшей экипировкой, пинками зафутболил на прежнее место.