— Давай, братва, пусть эти бляди хуй сосут, сегодня мы еще вольные люди. По себе знаю: пока буду под градусом, ни одна мразь мною командовать не станет. А рискнут, за Шпалой не заржавеет! Ебать его в рот, пусть в части огребусь, но так вот не могу и не хочу. Еще не служба и я им не солдат. Давай!
— А может не надо? — усомнился кто-то. — Вдруг хуже будет?
— Хуже не будет! — авторитетно заявил Витька. — В случае чего на меня валите!
— Да ну ты что, Шпала, за кого ты нас считаешь? — возмутился Потап. И к толпе: — Кто боится, ищите себе другую компанию!
От команды Потапа на столе появилось еще полдюжины беленьких. Они вмазали, они крепко ударили по бездорожью.
Едва разыгралась кровь, принесло откуда-то шныря — Дракулу. Хотел Витька со злости за будущие свои унижения набить ему е. ло, да вовремя спохватился: а Драка тут при чем? И чем Шпала будет лучше этих «дедов», если вот так же станет бить беззащитного? Теперь возможность самовыражения он находил именно в том, чтобы не поступать, как сержанты. Быть выше их, доказывать себе это! Витька усадил Хорька, обнял его за плечо и накачал хорошенько. Коля Кошевой (а Шпала, в порыве пьяной нежности, его теперь называл исключительно «Колян») даже прослезился от такого участия. Стремясь как то, видимо, отплатить добром за добро он донес, что проходя по вагонам видел «Маню». Петуха, которого в их бытность на тюрьме опустили то ли за крысятничество, а может и просто ни за что! Открытие не произвело на Витьку впечатления. Охваченный идеей фикс, он преисполнился гипертрофированного желания быть великодушным. «Опять эта шоха «переводники ляпает» и хочет найти крайнего! В рог бы ему дать!» Чем, собственно, виноват петух. Почему нужно над ним издеваться? Сам Хорек тоже не ангел, но перед пидорасом чувствует себя орлом: Он ведь только «шестерка»! Кошевой вмиг стал Шпале неприятен. Захотелось унизить его, чтоб не подставлял других. Но Потап при слове «петух» аж подпрыгнул. Он еще ни разу не пробовал живого пидора. Потап рвался сейчас же это дело оформить. Витьке сделалось гадко от сей грязи, но не запретишь же другу Потапу. Да и заступаться за петуха… выглядит мо меньшей мере странно! Потап между тем был в азарте, подбивал Шпалу на черное дело: натянуть «Маню». Пришлось сделать вид, что согласен. Гроздь твердо намерен был расстроить предприятие. Хорек, довольный тем, что смог оказать такую пикантную услугу, вел их. Витьке на душу легло безразличие. Вот так в жизни все хрупко, все относительно: честь, совесть! До конца чистым не был даже выдуманный Христос. Ему тоже свободно можно предъявить за многое! А они — живые люди, зачатые в пороке, среди него существующие… И сам эНтот процесс, порой, его продолжение, напрямую от последнего зависит. Что Шпала должен сейчас сделать, дабы оставаться до конца чистым? Как минимум две вещи: 1) не идти в армию, где властвуют унижения; 2) не дать Маню Потапу на растерзание. И обе они нереальные! Вот таковы правила игры. Не хочешь — не участвуй! Противно, но ведь и жизнь человеческая имеет какую-то цену. Витька, по млАдости лет, как это и предусмотрено всеобщим порядком вещей, был материалистом. В данном случае он понимал так, что не человек должен служить идеалам, а они последнему! Нравственность индивидуума проистекает из свободы. Волен Шпала, скажем, сейчас насиловать Маню и не… В этих рамках и лежит Витькина нравственность! В целом, живя в беззаконии, люди не могут быть нравственными. Способны к этому лишь стремиться. Выходит, прежде чем требовать от человека чистоты, необходимо предоставить ему свободу, нравственные условия?