— А, Хорек. Так ты выполняешь свою святую обязанность?!
Откуда взялась жестокость? Витька принялся бить «животновода» по мышцам. Это, как он знал на собственной шкуре, бескровно, но весьма болезненно. Особенно в перспективе — через сутки-двое. Доставалось подлому хЫчнику и по ребрам. Хорек стонал:
— Прости Витек!
Сбив таким образом накал ненависти и презрения к шестерке, Шпала прошипел ему в ухо:
— А теперь, где хочешь бери, чтобы через десять минут у меня, вот на этой ладони, лежало полсотни. Понял? И не вздумай еще раз попробовать смыться. Найду и ввалю тебе за щеку при твоих же оскольцах. Понял ты, скот? Время пошло!
Когда, менее чем через пять минут, Хорек сунул ему в руку пять замусоленных червонцев, Витька пересчитал их, посмотрел в бегающие пидорьи глаза и сказал:
— А теперь, Коля, постарайся больше не попадаться мне на глаза. И, дай тебе бог, не попасть служить со мной в одну часть.
Гад тут же исчез из его жизни навсегда. И слава Всевышнему! Шпале действительно не хотелось иметь этого подонка перед своими глазами, даже в качестве прислуги. С некоторых пор Хорек стал для него безгранично омерзителен. Даже невообразимо более омерзителен, чем жирная Маня. Новобранцев партиями зачитывали, строили в группы, считали и куда-то увозили. (На расстрел наверно, куда же еще? Шутка.) Подошел и Витькин черед. В группе человек из тридцати, где он оказался, одни незнакомые. Приказали всем быстренько забрать свои сумки, вещи. У Шпалы вшей не было, но всю процедуру он хорошо видел. Открыли комнату и кто какой мешок ухватит. Потом оказалось, что неразбериха с майданами, мягко говоря, была не так безалаберна. В комнате, где хранились вещи, окошки маленькие, как форточки, но через одно разбитые. Может, морячки пошерстили, а может и свои сержанты. Только потом, кто в машине, а кто уже в части, многие хватились: у того бритва электрическая пропала, у сего крем, у ентова тюбик зубной пастИ, у всякого прочего еда… Словом, ничего более менее достойного внимания, не упустили чьи-то шаловливые, умелые ручки.
— Бегом, бегом! — командовали сержанты и подталкивали скачущих в галоп при майданах парней к дожидающимся их грузовикам с брезентовым тентом. Три машины, прыгай в любую. Не имея вещественной обузы, Витька залез одним из первых и уселся с комфортом в углу. Впрочем, машина скоро набилась так, что комфорт тут был весьма относителен. Меж дощатых лавок уже стояли стеной, а с улицы все наталкивали, скирдовали, подпрессовывали. Наконец залезли и сели в кузов сами сержанты, потеснив еще публику.