разряжаться! Мать принималась упрашивать его попросить прощеня, и Витьке это было втройне противно — кривить душой. Любовь превращалась в ненависть. Избиения продолжались и перемешивались с уговорами, а смерть все не шла, и он уже не в силах был терпеть все эти муки, эти издевательства: ему не оставляли даже права спокойно умереть! Шпала, презирая себя, мямлил предложенную ему формулировку слов прощения и мать принималась его обнимать, целовать…
Эти всплески воспитательной активности не имели никаких положительных последствий, не несли в себе вообще сколько-нибудь ценных познаний и приобретений, кроме двух качеств: умения ненавидеть все живое за всеобшую несправедливость бытия и твердолобое упорство и подсознательная ориентировка всегда делать все наоборот тому, чего от него хотят добиться силой. Подобные периоды вовсе не были единственными воспоминаниями юности. Они проходили, зарастали, забывались, как жестокие и бессмысленные кошмары. Были и положительные периоды, воспоминания о которых остались в душе Шпалы на всю жизнь: в частности, поездка к родичам на Волгу и в Казахстан. Потом, после примирения, во время очередной встречи с родичами, когда те спросили — кончились ли у них в семье гражданские войны? — папаша ответил, что гражданские кончились и начались отечественные.
Самое интересное, что в минуты относительного или абсолютного затишья в семейных отношениях, мать по незначительному поводу выговаривала Витьке, что он в отцову породу: упрямый и такой же твердолобый, как и отец, а отец, в свою очередь, у них упертый, как дед, характер которого был нами достаточно подробно описан выше. И отцу подобная характеристика нравилась! Шпалу невозможно было обмануть притворством, он своих родителей чувствовал, как собака норовистого хозяина! Отец делал вид, что это не так, что он сердится, — но это был блеф! Вслед за этим и родичи признавали, что ничего от ихней — Хуловой породы в Витьке нет. От него как бы заранее открещивались. Подразумевалось, что Шпала может быть только таким. Дед оставался единственным Витькиным идеалом и потому переставал быть носителем отрицательных черт. Шпала их из воспоминаний о деде вытравливал, подправлял, подлакировывал образ, и вот уже изобретенный Витькой дед вполне годился для подражания и восхищения. Таким образом, его упрямство и мстительность всеми окружающими на словах осуждаясь, на деле ими поддерживались, признавались за основные и естественные черты Витькиного характера. Ну, а к ним Шпала уж пририсовывал, додумывал и остальные. Процес создания личности — ведь это творческий процесс! О физической схожести можно судить более определенно: это был действительно феномен какой-то: отец лицом, как две капли похож на фотографию деда в молодости, а Шпала мало того, что на отца и на деда, и ростом, как дед — то есть высокий, так у него еще и расположение конопушек на всем теле точно, как у отца (карта звездного неба), а отец говорит, что у него, как у деда!