, к чему всегда и приводит революционная торопливость.
Хотя… Молодость всегда кажется лучше всей остальной жизни, и я тут не оригинален! Что ж, пусть кто-нибудь из уцелевших нынешних юнцов лет через двадцать опишет свои похождения: как он за кусок хлеба по заказу убивал какого-то там коммерсанта, торговал сникерсами, сам скрывался от должников, от наемных убийц своих же вчерашних хозяев, лизал задницу сильным мира сего в надежде когда-нибудь стать таким же сильным самому. Но лавочку свободной жизни прикрыли, потому что она не могла продолжаться вечно. Вслед за кремлевскими ворами пришло правительство, думающее о возрождении страны. Всех заставили вкалывать по-настоящему, и пришлось ему восстанавливать разрушенное его вчерашними хозяевами за скупую пайку хлеба, в то время, как хозяева эти давно были частью убиты, частью посажены, а отдельные удачливые все-таки слиняли за границу с зелененькими и теперь жили там припеваючи. Так у него и жизнь прошла! Хорошо бы мне обмануться. Ну да темно будет — видно будет! — как говаривал Гайдар, который Плохиш. Мы же продолжим свое неторопливое повествование дальше.
Зимы стояли у нас еще такие, что мальчишки рыли в снегу пещеры (при том что нынче не в любой год удастся хоть раз на лыжах проехать) играли в царя горы, а не чахли, как нынче, за японскими компьютерами. Может быть потому росли здоровее, а в боксе и в хоккее нашим спортсменам не было равных в мире.
Служба в армии считалась почетной обязанностью не на словах, а являлась таковой на самом деле. Даже те, кого на нее не брали по состоянию здоровья, старались каким-либо путем обмануть врачей и отслужить. Не служившие скрывали этот факт, как могли. Они неловко себя чувствовали в компании за бутылкой (им просто не о чем было в таком случае говорить). Девчонки относились к парням, еще не служившим, свысока, серьезно считая, что тот, кто не отслужил в армии, еще не мужчина. Единственным уважительным оправданием на этот счет могла считаться лишь судимость, по извечному русскому правилу: от тюрьмы да от сумы не зарекайся! Словом, было небо выше, было солнце ярче…, килограм весил больше, а метр против нынешнего был гораздо длиннее.
Слова «плюрализм» и «консенсус» считались иностранными, а такие как «брокер» и «маклер» вполне могли сойти за матерщину, оскорбительней привычной… матери. Пили все и везде, но АЭС тем не менее не взрывались, поезда не шли под откос, подлодки не тонули, а корабли не налетали среди бела дня на опоры мостов. В подвалах и на чердаках школ, потеснив детей, не клепали одноразовую мебель, кроя для разнообразия трехэтажными матами, пьяные растатуированные дяди из кооперативов со звучными названиями «ДвАйная удача», «Тихий дон» (где двойная пишется через А, а Дон с маленькой буквы), коим больше и честнее подошли бы такие как «Пупочная грыжа» и «Цирроз печени».