— Руби-и-ить или не рубить? Руби-и-ить или не рубить?
После долгого молчания я махнул рукой и громко, так, чтобы было слышно не только дереву, но и валявшейся неподалеку каменной крышке от квеври, сказал:
— А, черт с ней, подожду еще год. Будут яблоки — хорошо, а нет, так срублю под корень. Куда она от меня денется?!
И, выполнив точно наказ бабушки, я взглянул на Хазарулу. Она стояла безмятежно, в ус не дуя, с наслаждением нежилась под лучами поднимавшегося из-за горы солнца.
Мысленно высмеяв себя, я воткнул топор в лежавшее под яблоней бревно и вернулся домой.
— Ну что? — спросила бабушка.
— Ого, испугалась, несчастная, прямо задрожала! Гляди-ка!
Я посмотрел на дерево и расхохотался — Хазарула дрожала всем телом, всей листвой…
…Весна набирала силы. С губазоульских[7] берегов она пожаловала в наш двор, босоногой, полунагой красавицей прошлась по молодой траве и взбудоражила все живое.
Зацвели миндаль, ткемали, зацвела слива, груша… А Хазарула стояла себе, словно во сне, одному богу известно, о чем она думала.
И вновь бабушка разбудила меня чуть свет. Разбудила и, показав рукой на яблоню, сказала:
— Взгляни на нее!
Облаченная в нежно-розовое платье Хазарула с улыбкой и не без злорадства взирала на нас.
— С ума сойти! — вырвалось у меня.
Зацвела Хазарула, да еще как! Потянулись к ней пчелы, да еще как! Усыпало ее плодами, да еще как! Созрели яблоки, да еще какие! Щедро одарила яблоня вареньем, сушеными яблоками и водкой не только нас, но и соседей вокруг! Набивший себе оскомину скот обходил Хазарулу стороной, и я стал каждое утро таскать в корзине яблоки корове Теофана Дугладзе.
— Да оставь ты, ради бога, корову в покое, иначе вместо молока она будет давать яблочный компот! — рявкнул на меня вышедший из терпения Теофан.
— Ты что же это, Хазарула, натворила? Ну и ну! — обратился я к дереву, сбивая шестом с его верхушки последнее, исклеванное скворцами яблоко.
— А как же! Если называешься яблоней, так оно и должно быть! — ответила Хазарула, скрипя старыми суставами.
На этом все было кончено. Как я ее ни уговаривал, упрашивал, запугивал — нет и нет! С тех пор на ветках Хазарулы не появилось ни одного яблока.
…Спустя два года, когда мы доставали из квеври вино, бабушка взглянула на хмурое зимнее небо, потом на Хазарулу, недовольно покачала головой и сказала словно про себя:
— К вечеру пойдет снег… Пропадем без дров… Надо рубить Хазарулу…
— Подождем еще год, бабушка! Весной я поговорю с ней.
— Нет, детка, теперь уж не помогут ей никакие запугивания… — грустно проговорила бабушка.
— Я не стану рубить ее! — крикнул я.