— Ну и отлично. Советую тебе с Танзилей, с Сафиным… еще, может, с Диной Михайловной Малышевой сдружиться. Глядишь, Толю Семина в руки сумеете взять. Распустился. Неприятности могут быть, так и передай ему. А насчет того… ну, ресторана, что ли, не обижайся. Очень уж ты ладная… пригожая — так, кажется, раньше говорили.
— Скажете тоже… Я пошла, Сергей Ильич.
— Хорошо.
И вдруг Сергею вспомнились рассказы, которые ходили по промыслу. Он не обращал на них особенного внимания, но после ухода Ромашовой они начали приобретать какую-то значительность. Было в них что-то, позволявшее думать о причастности к ним Любки. Так, недавно после вахты на остановке собрались люди. Трескучая стужа. А автобусы, совершенно пустые, проносятся друг за другом мимо. И вдруг прямо на дорогу выбежала девчонка. Шофер едва успел затормозить. Выскочил, остервеневший от испуга, замахнулся даже. Девчонка забарабанила кулаками по дверце, закричала кондуктору: «Открывай сейчас же! А то протокол составлю! Ни стыда ни совести! Люди замерзают!» Когда тронулись, шофер обернулся к ней, оглядел с ног до головы и осведомился: «Откель ты такая, шустрячка?» «Оттель! — передразнила она его. — Из Министерства автодорог, вот откель!»
Сергею теперь подумалось, что подобное могла сделать только Любка. Только она могла проучить токаря мехцеха неисправимого ругателя Володьку Храмова. Набрала как-то в жестянку солидола и, проходя мимо Храмова, нечаянно толкнула его. Извинилась. Храмов в ответ обложил ее шестиэтажным. Говорят, девчонка побелела-таки и тихо произнесла: «Извинись». Храмов завернул еще заковыристей. Так она, недолго думая, мазнула его по лицу жестянкой с солидолом и пошла своей дорогой. Обалдевший токарь слова не мог вымолвить, а вся промысловая база целую неделю потешалась над ним.
…Сергей вышел во двор участка, присел на корточки у группы слесарей, размечавших на металлическом слябе[2] флянец, помог точно рассчитать расстояние между отверстиями для болтов.
— Где мне найти Старцева? — раздался приглушенный басок.
Сергей отложил в сторону мел и встал. У входа на участок стоял кто-то в синем пальто с серебристым воротником и такой же шапке-полубоярке. И что-то знакомое почудилось Сергею в широко и мощно развернутых плечах, в прочной посадке головы. Незнакомец обернулся.
— Андрюха! Осташков!
— Сергей!
— Привет сыну Эллады!
— Здорово, бледнолицый брат мой!
Они долго трясли друг другу руки и, не выдержав, обнялись. Сергей потащил Осташкова в домик участка.
— Снимай свое одеяние! — Сергей расстегнул пуговицы на его широкой груди и начал стаскивать пальто с литых плеч друга. Сорвал с головы шапку, повесил на единственную вешалку из лосиного рога.