— Ну?
— Ничего.
— Цветешь? Папку заимел с ручками?
— Я ж теперь насквозь интеллигентское сословие. Где уж нам до вас, грубоватых и мозолистых.
Стоя посреди комнаты, Осташков улыбался. Огромного роста, белокурый. На лице широченная, «шесть на девять», как говорили в институте, улыбка. Кремовый ворот теплой рубашки покойно обнимает сильную шею, бицепсы распирают рукава, синие глаза блестят.
— Ну, хорош! — Сергей склонил набок голову, сложил руки на животе, осмотрел Андрея со всех сторон. — Заматерел. На роже — самое пошлое самодовольство.
— Хватит тебе, — протяжно сказал Андрей и, обхватив его поперек туловища, легко, одной рукой посадил на стол и сам сел рядом.
— Рассказывай.
— Давай уж ты. Как здесь очутился?
— По делам.
— По каким таким делам, наш суровый бывший комсомольский вожак?
— Собственно, два вопроса: диспетчеризация промысла и автоматические установки по сбору нефти и газа. Впрочем, это взаимосвязано.
— Ясно и понятно… — Сергей досадливо поморщился, похлопал себя по шее. — Вот где у меня сидит диспетчеризация. Кустарщина чертова.
— Какая же кустарщина? Система ЧТ-2К? Сколько скважин подключено к пульту на твоем участке?
— Двадцать девять. Все это, конечно, красиво: забарахлила скважина, на щите — бац! — красная лампочка. Прямо, как в кино, сиди, кнопки нажимай. А вот недавно поступил сигнал об аварии, послал на скважину слесаря. Возвращается и докладывает: она, говорит, подлая, и не думала останавливаться. Кстати говоря, можешь по всем этим вопросам обращаться к Дине Малышевой, она вплотную занимается этой китайской грамотой — инженер-диспетчер промысла. Вы не знакомы, случайно?
— Я знаю ее, — сказал Осташков спокойно и, предупреждая вопрос Сергея, пояснил: — В одной школе когда-то учились, доводилось встречаться на совещаниях.
Сергей испытующе взглянул на него и закурил.
— В порядке женщина. Только… что-то вроде современного варианта царевны Несмеяны. Как будто прислушивается постоянно сама к себе, иногда по неделям не улыбнется. Мы с ней приятели. Хотел было как-то клинья подбить, да махнул рукой. Не тот темперамент, обожаю слегка экзальтированных…
Осташков положил большую ладонь на плечо друга.
— А вот ты, Серега, что-то болтлив стал.
— У меня должность такая — начальник участка. А-ла-ла — чуть ли не главное оружие. Забывать начинаю, к черту, как квадратные корни извлекаются. Хорошо хоть, что занялся одной интересной проблемой. Спасаюсь от выпивок и приятелей. Тут молодых специалистов — хоть пруд пруди.
— Женат?
— «Но я не создан для блаженства» — так, что ли, Онегин поет?