Сергей щурил глаза от солнца, косыми пиками прорезавшего кабинет. Проклятые веки продолжали трепетать, словно кто-то водил по ресницам острым и холодным предметом. От напряжения выступила на лбу испарина. «Сентиментальный дурак», — проклинал он себя.
— Члены бюро, прошу проголосовать. За? Против? Воздержавшиеся? Сергей Ильич, подойдите ближе.
Вот она, картина, которую Сергей представлял себе не однажды, — в настоящем, сейчас. Машина времени, оказывается, существует. Обходя оглядывающихся на него членов бюро, он приблизился к столу. Силантьев встает, сухая рука его жмет и слегка потряхивает руку Сергея. И голос секретаря, исполненный сдержанной теплоты, звучит у самого лица.
— Поздравляю, товарищ Старцев. Вы теперь кандидат в члены КПСС.
Какая длинная лестница! Сергей добросовестно ставит ноги на каждую ступеньку, гладит темно-коричневого цвета перила, на секунду задерживается у макета скважины, установленного прямо в вестибюле горкома. Необычайная легкость в движениях — хоть перепрыгивай высокий бетонный барьер перед входом. Свое состояние он почему-то сравнил с состоянием хоккеиста, который тренируется со свинцовыми веригами на поясе, а на игру выходит легкий и быстрый, как птица.
«Я — в отпуске. Собственно, при чем здесь отпуск? Как же говорил Азаматов? «Я верю в Старцева. Лучше иногда ошибаться, чем всю жизнь сидеть под защитой параграфов». Через три дня уезжаю в Болгарию. Вот фантазия! «Сергей Ильич заставил меня поверить в него, доказал. Я, видавший виды инженер, удивился тому, как планомерно и продуманно, ладно, что ли, его бригада ремонтирует скважины. И они работают, да еще как. Я рад, что именно в не очень легкие для него дни Старцев подал заявление в партию. Рад, что члены бюро оценили этот факт по достоинству. Думаю, что «за» товарища Фатеева — искренно. Хотелось бы верить в это».
Любка с великим трудом заставила себя хранить гордое молчание в течение целой недели. До чего трудно ходить с надменным видом, когда Толькины глаза ищут твоего взгляда, рука ожесточенно теребит волосы, вдребезги разрушая идеальный пробор, и без конца гаснет сигарета. Ох, действительно, покой ей только снится!
Анатолий попал в милицию.
— Да трезвый я был, как муха! — клялся он на комитете комсомола. — Ну, позвоните, позвоните в милицию. Нечего мне дебош пришивать. Дал по морде — пардон! — по физиономии одному щипачу, а паники на весь белый свет. Все равно вам не докажешь! Да, я первый ему врезал, жалко, что не как следует. Хамов учить надо… — и, заметив усмешечки на губах присутствующих, замолчал.