— А что бы ты на моем месте сделала? — горячо говорил он Любке, шагавшей рядом с каменным лицом, даже глаза, казалось, посветлели от негодования. — Стоит, тянет на меня. Молчу, не хочу нарушать общественный порядок. Пьяный, с ним человек пять. Спросил закурить — дал. Для дружка — дал. Для третьего — дал. Для четвертого… Говорю: бог пошлет, я не фабрика имени Урицкого. Продолжает катить бочку. Не реагирую. Пообещал из меня паштет сделать. Говорю: не мешай размышлять о жизни на далеких планетах, а то пачку схватишь. Любка, ей-богу, я бы повернулся и ушел. Да тут как раз соседка по старой квартире, пожилая такая, с мужем. Этот фраер плюнул и попал ей на платье. Не стерпел, говорю: извинись, обезьяна, иначе рожей вытрешь. Заржал и пальцем на меня показывает. У меня как раз труба под мышкой. Он… растянулся, в общем, тут же. Дружки на меня. И пошло. Красно-синяя машина. Толпа, возгласы и прочие массовые сцены. Люба?
— Ну, что?
— Я неправ, да?
— До свиданья. Хоть бы синяк припудрил. Не подходи ко мне, слышишь?
— Я сегодня напьюсь, — мрачно пообещал Анатолий. — В состоянии опьянения учиню драку. Посадят меня на пятнадцать суток. Постригут. Буду подметать тротуары. А рядом воткнут щит с надписью «не проходите мимо…»
— Я тебе напьюсь! — вскинулась Любка. — Я… я не знаю, что с тобой сделаю!
— Лю-убушка! — протяжно и очень нежно сказал Анатолий. — Ну, разве не видишь, что я прямо на глазах перевоспитываюсь?
…Галим Сафин говорил уже с трудом. Но самое страшное было в том, что он улыбался. От этой улыбки охватывал озноб — настолько осмысленной и ясной она была. Сафин не мог повернуть головы — она глубоко ушла в подушку. Он переводил взгляд с одного на другого, и все боялись встретить этот взгляд.
— Это хорошо, что вы все вместе. — Голос Сафина был ровен и звучен, и если бы не исходил от неподвижно распластавшегося на белом ложе седоголового человека, можно было подумать, что он принадлежит молодому, полному сил мужчине. — Подвел вас Сафин. Аккумулятор израсходовался. Настя, не плачь, говорю. Чего ты отпеваешь раньше времени? Сергей, я тебя… не узнаю. Где это видано, чтобы Старцев небритый был?
…Сафина нашли прямо у скважины. Он лежал навзничь, в отброшенной руке намертво зажата масленка: собирался смазать насосы откачки. Вначале наткнувшийся на него оператор ничего не понял и даже присел рядом, приговаривая: «Дай-кось отдохну тоже. Ноги гудят». И только через минуту заметил две отчетливые светлые дорожки, пробежавшие от глаз Сафина к вискам. Вскочил: «Ты что, Галим Ибрагимович? Что случилось-то?» И растерянно затоптался рядом. «Володя, меня, кажется, того… паралич. Себя не чувствую. Бестелесный какой-то. Беги на участок, пусть дежурку пригонят. Насте скажи. Да не звони особенно, понял?» Оператору стало страшно. Он помчался по поляне, не разбирая дороги, на ходу зачем-то снимая тужурку.