Андрей испытывающе и чуть исподлобья взглянул на друга.
— Серега, ты помнишь, в первую встречу ты как-то говорил о женщине… ну, современном варианте царевны Несмеяны? Это — Дина?
Сергей остановился.
— А что? Почему ты спрашиваешь?
— Видишь ли… Словом, я люблю ее. Такая, понимаешь, штука…
— Ты и Дина… — Сергей изумленно оглядел его с ног до головы.
— Такой уж я… скрытный. Да, Дину. Считай, со школьных лет.
— И все пять лет в институте молчал!
— А чего трепаться попусту.
— Мне-то мог сказать!.. Ну и фрукт ты, Андрюха!.. Только, клянусь чем хочешь, — ничего между нами…
— Да верю я тебе, чего ты в самом деле. Просто скрывать больше от тебя не хочу…
Что же было?
Обычный новогодний сдержанный «балдеж», как выразился Молчанов.
Песни, тосты, анекдоты. И даже «барыня», которую лихо «оторвала» Любка. Было очевидным и то, что Молчанов влюбился в Дину и не пытался скрывать этого… Запомнилось напряжение на лице Дины, ее глаза, упорно глядевшие на магнитофон, певший о девчонке, которая мечтает летать.
Все веселье оборвал бодрый голос Сергея.
— По домам не пора, братцы?
— Что вы, еще рано! — Дина растерянно оглядела всех. Почему они все так посерьезнели? Или показалось?
Но все заторопились. Молчанов очень церемонно поцеловал Дине руку, с огромной неохотой натянул пальто. Сергей ткнул его в бок и выразительно кивнул на дверь. Недоумевающий корреспондент вышел. Юркнула в дверь и Танзиля. Ничего не понимающая Любка вскочила с места и пошла к вешалке. Андрей молча курил у окна.
— Любушка, — остановила девушку Дина. — Переночуй у меня, а? Тебе же все равно?
— Я… я… — растерялась Люба.
— Вот тебе альбом с репродукциями Дрезденской галереи, — торопливо, будто боясь, что ее остановят, сказала Дина. — Ты же просила — помнишь?
— Хорошо… — пролепетала та, опасливо оглядывая Дину и Андрея. — Я… пожалуйста. Я на кухню… не мешать… и вообще… — Зажав под мышкой объемистый альбом, она ушла на кухню, плотно притворив за собой дверь.
— Зачем ты остался? Что теперь подумают?
— А ты для страховки решила оставить и Любу? Не надеешься на мое, так сказать, самообладание? Спасибо.
— Да дело не в этом. Я… не будем, словом, обсуждать.
— Хорошо. Дина!
— Что Андрей?
— Чем пахнут у тебя волосы… Не могу вспомнить.
— Не надо…
— Да люблю же я тебя, черт возьми! Скажи, ну когда кончится эта волынка? Когда-нибудь мы объяснимся до конца или нет?
— Я ничего не знаю, Андрей, милый. Сама себя не пойму. Ненавижу себя за то, что приходится идти в разлад со здравым смыслом. Ведь знаю, что лучше тебя нет человека на свете…
— Ведь можно же, по-русски говоря, послать меня ко всем чертям собачьим и сказать откровенно, что в твоей жизни я нуль. Что мы, дети? Знаем друг друга не первый год. Если я не забыл тебя за столько лет, бросил все, приехал — значит, все это слишком серьезно. Я прошу одного — правды. Ты ничем мне не обязана, свободна в своих решениях и поступках.