Не любивший откровенничать, зачастую отделывавшийся шуткой от неизбежных вопросов по поводу своей затянувшейся холостяцкой жизни, Андрей как-то захотел излить душу Сергею. Несмотря на то, что время от времени он чувствовал в себе что-то похожее на ревность к нему и усилием воли подавлял в себе это. «Глупости. Будь мужчиной». Но разговор не получился. Сергей, понимающе улыбнувшись, развел руками:
— Я, Андрюха, сам не знаю, как мне распутаться с прошлым. Помнишь ведь Римму? А что касается Дины… Просто пойди к ней домой, нахально — а что тут особенного? — и попытайся все точки над «i» поставить. А вообще-то она странная. Как в башне живет. А может, это и правильно. Зато отличной супругой будет.
Нет, неважным оказался Серега советчиком. Будто все это так просто…
Скважина забастовала окончательно. Еще недавно она аккуратно выдавала «на гора» четыреста тонн жидкости, а теперь, как в насмешку — пятьдесят. А нефти в ней? Тонн тридцать, не больше. Сергей давно побаивался ее и при первых же признаках очередного каприза принимал необходимые меры. Ничего на сей раз не помогло: ни кислотная обработка, ни промывка горячей нефтью.
Мастер Тимофеев, сплюнув, отошел от скважины. Осторожно перевязал палец — сорвался ключ с гайки.
— Что ты к ремонтникам лезешь? — проворчал Сергей. — Вывозился, как леший. Иди, перемени повязку-то. — И, оглядев донельзя замазученную скважину, поморщился:
— Не умеем чисто работать. Авгиевы конюшни.
— Любишь нефть — люби и пачкаться, — буркнул Тимофеев. — До белых халатов еще не дожили.
— Э-э! — отмахнулся Сергей. — Плохому танцору, сам знаешь, что мешает.
Мастер искоса взглянул на Старцева: досиня выбритый, в плотной заграничной куртке с алюминиевыми застежками. Стрелки на брюках — пальцы обрежешь. Но вид озабоченный. Впрочем, в последние месяцы это выражение не сходило с лица Сергея.
— Операторам подскажи — пусть выскоблят территорию скважины.
— Устали люди, Сергей Ильич. Третий день, стало быть, на ногах.
— Скоро Первое мая — забыл? А скважина где? Прямо у въезда в город. Скажут, устроили безобразие у парадного. Ничего, пусть поработают, потом возьмут отгул.
Сергей поежился от ветерка. Посмотрел на часы, зашел в крошечную будку, закурил. «Видел бы Фатеев — на десяти собраниях упомянул бы». Погасил сигарету. Тяжело ввалился Тимофеев, уселся на скамью, уронив меж колен лопатообразные большие ладони. Пепельный клок волос выбился из-под кепки. Широкие крылья носа — в нефти. И вдруг Сергей ощутил внезапный прилив жалости к своему немногословному и безотказному мастеру. Вспомнилось, как бессовестно иной раз перекладывал свои прямые обязанности на его сутуловатые плечи. Он положил руку мастеру на колено.