Вечер, да еще летний — самое любимое время на заставе. Дело не в погоде. Если даже и дождик моросит, все равно это время самое желанное для всех — свободное, вольготное. Кроме дозорных и часового на вышке, каждый проводит его по своему усмотрению: кто письмо пишет, кто читает, Жуков, например, зарывается в учебники и конспекты — после службы собирается поступить в сельскохозяйственный институт, лейтенант Бабкин по обыкновению затевает волейбольное сражение, Борисов на перекладине выделывает такое, что дух захватывает, Ухов тяжеленной штангой грохочет на деревянном помосте. Возле Борисова и Ухова всегда толпятся болельщики и ученики.
Все звуки, чуть приглушенные, — спортивный городок расположен по ту сторону здания: грохот брошенной штанги, удары по мячу, восклицания болельщиков — врываются через раскрытые окна в квартиру.
В это время семья Зиминых всегда ужинала. Санька, заслышав шум спортивных баталий, наспех глотал ужин и выскакивал из-за стола.
— Спасибо, мам! Чай патом попью, — и спешил занять место в команде, которая сражалась против Бабкина, — солдаты настояли, чтобы на каждой стороне было по лейтенанту, потому что оба они играли прилично.
На этот раз Санька засиделся за столом. Даже волейбольный гонец прибегал за ним, но он отговорился:
— Ногу подвихнул.
Петр Андреевич пил чай из блюдечка по старинной привычке.
— Где, когда? — удивился он.
— Перед самым ужином, — ответил Санька, но не стал уточнять, где.
Петр Андреевич заметил, что сын выглядел не так, как всегда: почему-то посматривал на отца, будто провинился перед ним чем-то, был необыкновенно тихим и серьезным, не подшучивал над сестренкой. Что-то непонятное творилось с парнем. Но Петр Андреевич расспросами не донимал: придет время — сам признается.
Время это наступило, как только женщины убрали посуду со стола и ушли на кухню.
— Пап, у меня к тебе очень серьезный мужской разговор, — сказал он негромко, чтобы не слышали на кухне. — Выйдем на улицу. Не возражаешь?
— Значит, не только мужской, но даже и сверхсекретный разговор? Придется идти.
— Я серьезно, отец, не шути.
Даже не папой, а отцом назвал.
Тасе, как известно, до всего было дело, и с кухни раздался ее голос:
— Куда это вы подались, мужики?
И Лена не умела молчать. Она хихикнула:
— Секретничать пошли!
— Ленка, не возникай! За косички подергаю! — пригрозил Санька.