— Крикунов, кажется. Где находится Западная Гвинея?
— Так точно, Крикунов. Западная Гвинея в Африке. Там так жарко, что зебры круглый год в одних тельняшках бегают, а жирафы — нагишом и все в больших веснушках.
— Не так. В Западной Гвинее джунгли.
— Я про степную Африку, товарищ капитан первого ранга. Про саванну.
— Ну, то-то, — улыбнулся Грачев.
Взревели двигатели, всех отшатнуло назад, и снова началось не плавание, а полет.
Грачев сел, закурил, задумался, наблюдая краем глаза за тем, что делается в боевой рубке. Он думал о том, что Субботин чего-то недопонимает в службе. С подчиненными он строг, надменно-строг, и они это чувствуют. Чувствуют, что их командир считает, что корабль служит для него, а не он для корабля. В присутствии старшего начальника Субботин становится деятельным, требовательным, даже воодушевленным, а с уходом начальства — равнодушным. И чего он не поладил с Изотовым?
Размолвка эта произошла после задержания перехватчиком иностранной браконьерской шхуны, спустившей трал в нашем шельфе. Задержание было проведено по всем правилам, с соблюдением всех юридических формальностей…
Но после этого, как подметили матросы и командир бригады, взаимоотношения между Субботиным и Изотовым стали подчеркнуто официальными, нет-нет да и прорывались нотки взаимной неприязни.
Сам Грачев и начальник политотдела бригады капитан I ранга Озеров пытались осторожно узнать, что произошло, но безуспешно. Длительный служебный опыт обоим подсказывал, что подчиненных можно расспрашивать, но нельзя допрашивать или выспрашивать. Это оскорбительно для подчиненных и не украшает начальников.
Оба молодых офицера, Субботин и Изотов, были достаточно гордыми и знающими свои обязанности. Они избегали разговоров о своей размолвке или ссоре, происшедшей после того, как они вышли из штаба, сдав судовые документы нарушителей, протоколы задержания и предварительного допроса. Мачта браконьерской шхуны торчала в дальнем углу гавани, рядом с подготовленными к списанию баркасами. Субботин тогда спросил:
— Послушай, Михаил, с чего это ты во время допроса и составления протоколов вздумал ухмыляться, а потом вмешиваться в мой разговор с нарушителями? И вообще почему последнее время стал со мной то официальным, то ироничным? Нам ведь долго плавать вместе.
Изотов остановился, потупился, размышляя, потом вскинул голову и посмотрел на Субботина:
— Мы пограничники, Николай Палыч, а не судьи и не народные заседатели. Наше дело задерживать нарушителей, их дальнейшую судьбу решает закон.
— Чем и где я задел закон, Михаил Алексеевич?