— А это что? — спросил Никита.
Он взял со стола округлый голубоватый камень. В полупрозрачной его глубине, будто нарисованная легкими мазками кисти, виднелась обнаженная женщина. Женщина была розовой. Она стояла на коленях, вернее, сидела, откинувшись на пятки, и ветер раздувал ее длинные волосы.
— Это что? — Никита изумлялся все больше. — Это кто сделал?!
— А это сделал аллах, — усмехнулся Бабакулиев, — природа сделала. Это сердолик. Тут речка есть, там попадаются сердолики — голубоватые, розоватые, оранжевые. Агаты попадаются, халцедоны. Я люблю. Камни люблю. Собираю. Этот забавный. Игра природы. Вам подарил. На новоселье.
Никита знал коллекционеров, сам собирал марки и помнил, что значит для коллекционера расстаться с украшением своей коллекции. А то, что этот поразительный по своеобразию и красоте камень мог украсить любую коллекцию, Никита не сомневался.
— Вам не жалко? — спросил он и тут же мысленно выругал себя за свой вопрос.
Авез нахмурился, пожал плечами:
— Вы приехали к нам в горы. Здесь трудно. Камень красивый. Для радости дарил. Зачем жалко?
— Не знаю даже, что сказать… Спасибо вам, — тихо проговорила Таня. — Всем спасибо. Говорят, человек быстро забывает добро… Это не так. Мы будем помнить.
Капитан и Бабакулиев переглянулись, смущенно хмыкнули, стали прощаться.
— Вы, конечно, устали, — сказал капитан, — отдыхайте, поспите. А потом познакомим вас с людьми, покажем КПП, на вышку сводим, поглядите на заграницу.
— А сейчас нельзя? — спросила Таня. — Мы ни капельки, ну вот ни столечко не устали. Правда, Никита?
Он кивнул. Какой уж тут сон! Никита был возбужден, ему хотелось двигаться, хотелось осмотреться и, главное, скорей познакомиться с новыми людьми, среди которых предстояло теперь жить.
— Можно и сейчас! Верно, Авез? — улыбнулся капитан.
— Конечно.
Солдаты были молоденькие. С высоты Никитиных двадцати четырех они казались ему совсем мальчиками.
Сразу всех запомнить было невозможно — ребята походили друг на друга, как это всегда бывает при взгляде на людей, одетых в одинаковую форму, словно близнецы.
Взгляд выделял только троих: кряжистого, почти квадратного старшину Приходько, красавца грузина Гиви Баркая и Ивана Федотова — маленького, конопатого паренька с ушами, пылающими, как пурпурные витражи. Иван, узнав, что Таня окончила СХШ, обомлел, побледнел так, что веснушки сделались почти черными, и за все время так и не сказал ни одного слова, только не сводил с Тани восторженных глаз.
Никита тоже пользовался вниманием и успехом. Значок парашютиста произвел впечатление, а когда ребята узнали, что у него первый разряд по плаванию и самбо, Никита понял, что популярность его подскочила на невиданную высоту.