Сколько томительных дней охотился Олег за этим вот счастливым и желанным мигом! И упустить его было бы непростительно.
Жмуря глаза и холодея сердцем, словно бы намереваясь броситься в морскую пучину, Олег наклонился и поцеловал Лариску в шею. Поцеловал в крошечную ямку с нежнейшим пушком, куда спускались с затылка крутые кольца волос.
— Не хватало еще этого! — вскричала — опять же приглушенно — Лариска, с необычайной ловкостью выскальзывая из Олеговых рук. С той же завидной расторопностью она повернулась к парню разгневанным лицом, занося над ним кулаки.
И Олег покорно уронил ей в колени круглую, точно арбуз, голову. Ожесточенно забарабанила Лариска кулачками по его чугунно-коричневой спине, туго обтянутой майкой, липкой от пота и дождя.
Улыбаясь про себя блаженно, Олег в это время думал: «А под левой грудью у Лариски тоже есть махонькая пестринка? Такая же родинка, как и у Соньки? Есть или нет?»
— Хватит! Ишь развалился! — сердито, чуть не плача, сказала тут Лариска. — Я все кулаки измолотила о его бесчувственную спину, а ему и горя мало!.. Ну, кому я говорю?
Медленно поднял голову Олег и так же медленно отстранился от Лариски — насколько позволяла позади обжигающая крапива.
Они оба тяжело дышали. Тот и другой старались не глядеть друг на друга. И протяжный насмешливый голос, докатившийся до них от шалаша, был как нельзя кстати:
— Эй, вы, боговы отшельники! Вылезайте, дождь перестал!
— Я первой, — заторопилась вдруг Лариска, приглаживая зеленоватыми от травы пальчиками растрепанные волосы. — Языком, смотри…
Олег не дал ей договорить:
— Уж напугалась!
— Я тебя знаю! — строго повела бровью Лариска. — У тебя ветра в голове на троих хватит!
Молчал Олег, стараясь изобразить на округло-курносом лице своем отчаянье.
Мельком глянув ему в глаза — печальные и молящие, Лариска прикусила нижнюю губу. И неслышно выпорхнула из-под калины.
Снова донесся от шалаша голос — все тот же язвительно-насмешливый:
— Эй, ударница! Беги сюда: обеденная пора привалила!
Чуть погодя на противоположном берегу Светлужки тревожно заржала лошадь.
«Бубенчик, поди, ускакал к стогам, а мать беспокоится», — подумал Олег, на миг-другой переносясь в луга, где в эти дни была самая горячая сенокосная пора. И перед глазами на мгновенье встал тонконогий чубарый Бубенчик.
Пришлось и Олегу вылезать из одуряюще духовитой чащобы. Отряхнув с головы белые пахучие звездочки, он прокрался, пригибаясь, к оврагу, заросшему глазастой ромашкой. По его-то покатому дну, пугая перепелок, взлетавших и справа, и слева, он и припустился бегом к речке.