Просторное небо снова было пустынным, скучно пустынным, уже слегка поблекшим к полдню. О случайной туче, невесть откуда накатившей четверть часа назад, ничто теперь не напоминало. Лишь на траве и цветах опаляюще горели и плавились в отвесных жгучих лучах солнца тяжелые дождинки, да с той, заречной, стороны сильнее тянуло отволглым сеном, еще не сметанным в стога. От хмельного, властного этого духа слегка кружилась голова.
Жаркие денечки круто подвалили неделю назад. Но в Светлужке все еще никто не купался. Не купались не потому, что вода в смирной речке была прохладноватой. В Светлужку в конце мая наползло много гадюк — не то с гор, не то еще откуда-то. В сонливой реке они чувствовали себя полновластными хозяевами. Плавали, будто обуглившиеся хворостины, встречь течения, ныряли, охотясь за лягушками. А потом, свернувшись кольцами, грелись на знойных песчаных отмелях.
Попробуй сунься тут в воду! Самые отпетые сорвиголовы и те не решались заходить в речку. Лишь долговязый Олег не боялся змей. Он даже изучил их повадки. Стоило гадюке поймать лягушку, как парень хватал ее, неповоротливую в это время, железными своими пальцами, хватал у самой головы и душил с остервенением, кривя брезгливо губы.
Вот и сейчас, подбежав к Светлужке, Олег проворно сбросил с себя майку и линялые техасы, такие неудобные во время работы, и даже трусы. Кого тут стесняться! Девчонки и женщины чуть ли не за километр обходят теперь речку.
Поводя ладонями по ходившей ходуном груди, Олег зорким глазом окинул всю подковообразную гладь, всю до самого противоположного берега, как бы остекленевшую и недвижимую в ленивой истоме.
Не только вода в Светлужке, но и все вокруг охвачено изнывающей полуденной дремотой: и разбежавшиеся по лугу березки с нешелохнувшейся листвой, в солнечном сиянии кажущейся не сочно-зеленой, а блекло-синей, жарко-линялой, и старый мышастый мерин на дальнем бугре, печальный и одинокий, и черная точка над мреющим горизонтом — высматривающий себе добычу коршун.
Помешкав еще миг-другой, Олег вдруг подпрыгнул упруго и бултыхнулся вниз головой в прозрачную, чуть засиненную воду, показывая небу и солнцу белые свои ягодицы.
С полчаса плавал и нырял он в свое удовольствие. Вынырнул раз, а рядом на волне покачивается змея: раскрыла пасть и шипит, поводя туда-сюда раздвоенным языком.
— У-у, ты мне, тварюга бессердечная! — фыркнул Олег и свечкой ушел вниз, погружаясь в мутно травянистую ямину.
Выйдя на берег, он не спеша натянул трусы, глубоко вздохнул, разводя в стороны мускулистые руки. Постоял, блаженно улыбаясь, а потом с маху опустился на осклизлый чурбак, вчера им же, Олегом, выброшенный на песок.