В газетах писали о кровопролитных боях, называя только первую букву местности: «село К.», «река С.»… Но Советский Союз не Монако, у нас сотни «С» и тысячи «К» — попробуй разберись-ка в этом загадочном шифре! Я беспомощно крутился на месте, как собака, потерявшая след. Неужели из поля зрения тогдашних летописцев войны исчезла вдруг целая дивизия, та, что они еще недавно прославляли?
Я вспомнил свое: дорогу от Кременца на Ямполь, отступающих, как и мы, соседей справа и слева, горящие склады и искалеченные орудия… Что ж удивляться? Оборона Перемышля была в те дни как яркая звездочка на черном небе, и свет ее был виден повсюду. Потом она погасла… А об отступающих предпочитают не писать. На добрых, а точнее, горьких полмесяца девяносто девятая со своим погранотрядом как бы канула в Лету. Кто ж мог ее тогда заметить? Разве только командующий фронтом. Но у него были десятки дивизий, о которых надо было заботиться. И что он мог сказать журналистам? Не отрываясь от карты, он говорил: «Пишите, что боремся. И все». Это была правда: фронт боролся. Отступал, но боролся. А где отступали его войска, по каким дорогам — этого сообщать было нельзя… И в газетных сводках, корреспонденциях и очерках указывались лишь направления. А конкретные места боев обозначались лишь этими самыми буквами… Но кто теперь расшифрует их, кто?
Об этом могли сказать только люди.
В одной из комнат Киевского дома офицеров, занимаемой военно-научным обществом, собралось человек двадцать. Генералы, полковники, майоры… Это была живая история войны. Они могли вспоминать без конца. Но в девяносто девятой никто из них не служил.
— Послушайте, а может быть, Иванов знает?
— Нет, Иванова как раз перед войной зачем-то перевели с Украины в Прибалтику. Мы тогда еще удивлялись. Человек эти места знал как свои пять пальцев…
— А Карпезо Игнатий Иванович, он там не начинал?
— Вряд ли, он уже был тогда, если не ошибаюсь, командиром мотомехкорпуса. Вот если Яхимович…
— Да он же командовал погранотрядом. А там, товарищ говорит, был какой-то Тарутин.
— Подождите, подождите, а генерал Ильин Петр Сысоевич, ну, этот, без ноги, который еще статью написал? Помню, он что-то такое говорил… А ну-ка, где наш блаженной памяти бюллетень?
Из архива на свет божий извлекаются три тоненькие книжечки. Пока я их листаю, беседа переключается на другое. Кто-то возмущается, почему начальство запретило дальнейший выпуск этого бюллетеня, публиковавшего записки участников войны. Остальные дружно поддерживают его.
Я слушаю и продолжаю листать. Стоп, вот и Ильин! Небольшая статья под заголовком «Тяжелое испытание». В конце второй страницы читаю: «В середине июля я получил новое назначение — начальником политотдела 99 сд…»