Но на другой день приносят газеты, они заполнены красочными описаниями подвигов «первой краснознаменной». Да, это она в течение недели вела бои на границе, а затем, получив приказ об отходе из Перемышля, прорвала несколько вражеских колец и заслонов. По казармам ходят агитаторы из политотдела, читают вслух очерки, рассказы, стихи. «Навеки овеянный славой крылатой, да здравствует путь девяносто девятой!» Мы вглядываемся в фотографии героев. Ничего особенного в них нет — люди как люди, такие же, как и мы. И всем нам хочется скорее на фронт!
А он — километрах в двадцати от нас, на той стороне Днепра. Оттуда доносятся далекие, глухие взрывы. Немцы рвутся к Киеву, но теперь, кажется, безуспешно. Иногда в небе появляются их корректировщики — мы уже хорошо знаем этих «стрекоз», следом за ними начинает бить тяжелая артиллерия. Но снаряды не долетают до нас и, шипя, падают в реку.
В ожидании назначения мы бродим по городу или валяемся на нарах, читаем газеты. В них еще несколько дней только и пишут о девяносто девятой. А потом вдруг умолкают. Проносится слух, что дивизию сформировали заново, выделив из нее какие-то особые ударные группы, которые приданы частям, обороняющим Киев. Якобы так распорядился сам Сталин. Поэтому, мол, немцев и удалось здесь задержать, а кое-где даже отбросить назад.
Но вскоре я услышал другую новость. Было это уже на фронте.
Шел бой. К нам в блиндаж привели пополнение — угловатых новичков в неуклюже сидящих гимнастерках и надвинутых на уши пилотках. Они толпились у стола, где писаря заполняли учетные карточки, и с беспокойством озирались на дверь, за которой грохотали взрывы.
Но один из них вел себя как-то странно, почти безучастно. Он стоял в стороне, привалившись к бревну, подпиравшему накат, и курил. У него не было ни вещмешка, ни сумки с противогазом, только трофейный автомат и такой же нож, засунутый за голенище. Я обратил внимание на его серое, словно неживое лицо с большим хрящеватым носом, мне показалось, что где-то я его уже видел.
Наконец очередь дошла до него. Писарь быстро, не глядя, записал фамилию, имя, отчество…
— Наград, конечно, нет?
— Есть. Медаль «За отвагу».
Писарь поднял голову.
— Ты уже воевал!.. А в какой части?
— В девяносто девятой, краснознаменной.
Так вот откуда он! Но почему один?
— А где же другие твои товарищи?
Солдат удивленно посмотрел на меня и сдернул с головы пилотку.
— Вечная им память, — тихо прошептал он. — Погибла наша дивизия…
— Врешь! — крикнул я. Но увидел его глаза — светлые, немигающие, с красными, обожженными веками. В груди у меня похолодело.