Он прищурился, умолк и до самых Гвасюгов не разговаривал со мной. Но когда мы стали подходить к селу, он обратился с просьбой, в которой невозможно было отказать.
— Салют разрешите дать? Так полагается. Три раза в небо. Хорошо? — И опять прищурился, но уже весело.
Бат трижды качнуло. Эхо трижды отозвалось в горах. Василий радовался. Он положил ружье, взял весло в руки. Вот и первые избы. Можно себе представить, какое волнение мы испытывали, подходя к Гвасюгам, если единственный дом в Тивяку несколько дней назад показался нам городом.
Мы еще не успели пристать к берегу, но у моста и на мосту уже столпился народ.
— Эй, здравствуйте!
— Багдыфи!
— С приездом!
— Чего так долго ходили?
Удэгейцы помогли нам разгрузить лодки. По протоке с противоположного берега плыли на оморочках, на батах подростки. Среди них я узнала Гагу — сына Дады. Он поздоровался со мной и спросил про отца.
— А мы все время ожидаем, — разочарованно вздохнул Гага. — Где ваши вещи? Давайте помогу.
— Васей! — кричала бабушка Василия. Она бежала по мосту, на ходу завязывая платок. — Ила бе си?[35]
— Мамэй! — отозвался Василий.
Он уже стоял на берегу с ружьем через плечо и с котомкой в руке. Я подала ему чайник. Белохвостая Дзябула вертелась под ногами. Василий крикнул на нее:
— Та![36] — и посмотрел на меня. — Возьмете?
— Нет, Василий, не возьму. Ты с ней будешь ходить на охоту. Смотри, какая она большая стала.
— Ну, ладно, — обрадовался Василий. — Я вам потом, на будущий год, другую собаку подарю. Соглашаетесь? До свиданья!..
Из переулка, обгоняя друг друга, мчались к нам сыновья Батули — Пашка и Яшка.
— Вот еще участники нашей экспедиции, — сказала Лидия Николаевна, подхватив на руки малыша. — Здравствуй, Яша!
Удэгейцы засмеялись. Усатый плотник Иван Кялундзюга, прихрамывая, шел по мосту, держась за перила.
— Ну, как? Зачернили «белое пятно»? — спрашивал он еще издали, а когда приблизился, подал руку. — Здорово! — и замолчал, дымя трубкой. Он не верил, что мы дойдем до самой вершины Хора, и теперь, оглядывая нас с головы до ног, добродушно улыбался. — Я думал, совсем худые придете, вот такие, думал… — Он сдавил свои щеки двумя пальцами. — Наверно, мяса много кушали?
— Чего там видели? — тоненьким голосом проговорил Дасамбу, сухощавый, с подслеповатыми глазами старик. — Зверь есть много? Кабана видали?
В шумной беседе я и не заметила, когда исчез Андрей Петрович.
Широколицая Амула положила мне на плечо руку, ласково заглянула в глаза:
— Ты как сильно загорела… Теперь скоро домой пойдешь? Как пойдешь с подбитым лицом? Смеяться будут.