Жук тихонько заржал, когда к нему подошел Бурмистров. Он был весь белый, закуржавел, чернела только морда и радужно, почти по-кошачьи, горели в темноте глаза.
— Что, Жук, страшно? Еще бы! А ты не бойся, не бросим. На ледоколе для всех места хватит… Понятно? — сержант потрепал коня по теплой морде и скрылся в палатке.
Всю ночь не утихал снегопад, дул ветер, грохотали льды, но ледяной остров пограничников все еще держался. Под утро о замерзший брезент палатки забарабанил тяжелый крупный дождь. Под полозьями саней заблестели лужи.
В шесть ноль-ноль Бурмистров снова принял радиограмму и прочитал ее товарищам:
«Ледокол продвигается с большим трудом. При первой возможности высылаю самолет. Будьте готовы к эвакуации по воздуху».
Новое сообщение не обрадовало Кругляка. Он иронически усмехнулся и безнадежно махнул рукой.
— Жди в такую погоду возможности, — сказал он. — Придется на санях плыть… на дно морское…
Действительно, ни с рассветом, ни в течение всего дня не представилось возможности для вылета самолета. Дождь сменился ледяной крупой, потом рыхлым, водянистым снегом. И только ветер был постоянен, он дул с одинаковой силой, и все с моря. Не изменили тяжелого положения пограничников вечер и ночь: волны без устали рушили лед, гнали к берегу большую воду.
С земли несколько раз запрашивали пограничников о самочувствии и обстановке на льдине. Бурмистров скупо, одним словом докладывал: «Держимся».
Утром следующего дня Кругляк поднял голову и, не вылезая из саней, глядя на Бурмистрова исподлобья, решительно заявил:
— Надо самостоятельно пробираться к берегу.
Мокроступ укоризненно покачал головой и молча принялся раздувать костер, на что был большой мастер. Но даже он, сибиряк, таежный охотник, не справился с таким трудным делом: безнадежно отсыревшие дрова дымили, тлели, никак не хотели вспыхнуть огнем.
— Видал, Иван, каким самостоятельным стал наш Игорь! — Бурмистров усмехнулся: — Интересно, как же ты проберешься, если вода кругом?
— Пробьемся на какой-нибудь попутной льдине. Сани, лошадь и все барахло бросим. У нас сейчас одна боевая задача: спасти жизни! — с полным убеждением в своей правоте проговорил Кругляк.
— Ого!
— Да. Прочитай еще раз радиограммы. Там ясно сказано между строк, что человек — самый ценный капитал.
— Это верно, жизнь — самое дорогое, что есть у человека, но беречь ее тоже надо с умом. Так, Иван, или не так?
Мокроступ, насквозь продымленный, в расстегнутом полушубке, с красными от холода руками кивнул:
— Помирать нам рановато…
— Можно и подождать!
Бурмистров вдруг взглянул на Кругляка и рассмеялся: