Брежнев. Нельзя говорить, Саша, так раздраженно, как ты сейчас это делаешь. Мы говорим с тобой об очень важных, об очень больших вопросах, вопросах, которые решают судьбы не только компартии Чехословакии, но судьбы всего социалистического лагеря. Я ничего не требую нового, я ни одного нового вопроса перед тобой не ставлю. Я только хочу услышать от тебя твердое слово, когда думаешь ты выполнить обязательства, о которых мы договорились на совещании в Чиерне-над-Тисой. Ты пойми, что нельзя так, когда встречаются две братские партии, принимают решение, а через десять дней уже звучат новые нотки.
Дубчек. Это не новые нотки, а сложная ситуация, которая требует продолжительного времени для осуществления принятой договоренности.
Брежнев. Ну хорошо, Саша, тогда разреши тебе откровенно и прямо задать еще один вопрос. Лично ты стоишь на позициях выполнения обязательств, которые вы взяли в Чиерне-над-Тисой, или нет?
Дубчек. Будет пленум, Леонид Ильич, пленум все решит. ‹…›
Брежнев. Саша, так если я тебя правильно понял, то сегодня на Президиуме ты не будешь рассматривать ни один из вопросов, о которых мы договорились в Чиерне-над-Тисой.
Дубчек. Вот только по МВД.
Брежнев. Как я тебя понял, этот вопрос вы решаете не так, совершенно не так, как мы договорились в Чиерне-над-Тисой.
Дубчек. Очень раздраженно повторяет все, что он говорил раньше о трудностях, с которыми сопряжено решение этих вопросов.
Брежнев. Александр Степанович, я сожалею, что ты так раздраженно со мной говоришь. В больших делах эмоции не могут спасти положение. Здесь нужен здравый смысл, рассудок, воля, а эмоции здесь не помогут. ‹…›
Я не знаю, откуда ты со мной говоришь, может быть, тебе неудобно со мной говорить более откровенно, может быть, тебя кто-нибудь сковывает, тогда давай договоримся, что после Президиума к тебе подойдет т. Червоненко [Степан Червоненко – посол СССР в Чехословакии в 1965–1973 годах. – прим. ред.] и ты ему более подробно расскажешь, когда и как ты думаешь решить вопросы, о которых мы договорились на совещании.
Дубчек. Я больше сказать ничего не могу. Я сказал все, тов. Брежнев, и т. Червоненко я сказать больше ничего не могу. ‹…›
Я пошел бы куда угодно работать. Я этой должностью не дорожу. Пускай кто угодно этим занимается, пускай кто угодно будет первым секретарем ЦК КПЧ, я не могу работать больше без отсутствия поддержки, в обстановке постоянных нападок.
Брежнев. Я понимаю, Саша, и трудности, и нервы. Я хочу, чтобы ты понял, что в пределах того, о чем мы договорились в Чиерне-над-Тисой, нужно принять меры и выполнить эти обязательства.