Ночь, сон, смерть и звезды (Оутс) - страница 173

С признательностью,

Ваш друг Хьюго

Хьюго? Кто бы это мог быть?

Запоздалые соболезнования от какого-то приятеля Уайти. Видимо, только сейчас узнал о его уходе.

(Но тогда почему с признательностью? – промелькнуло в голове.)

Приятель, знакомый, бизнес-партнер, мало ли. Наверняка вдова с ним сталкивалась, может, даже не один раз, при встрече сразу узнает, когда этот Хьюго подойдет к ней в публичном месте, чтобы пожать ей руку и сказать, как его шокировало известие о смерти Уайти и как им всем будет его не хватать.

Так она предпочитает думать.


Джессалин ставит почти метровый цветок в высокую хрустальную вазу на рабочий столик в кухне, чтобы тот был у нее на виду. Вдова в основном живет теперь в двух пространствах – наверху в спальне и внизу на кухне.

Эта калла особенная. Она источает тонкий и какой-то невыразимый аромат, сравнимый с чем-то смутным… то ли шепотом, то ли прикосновением.


– Уайти, я так больше не могу.

Она выходит из дому в одной из его курток и спускается с холма к речке. «А ведь ты этого не планировала», – оценивает она свое решение со стороны.

Сама удивляется своей решимости. И ноги уже не подкашиваются, твердо шагает в крепких ботинках по мокрой траве сквозь туман, чем-то похожий на выдохи.

Всю ночь дождь хлестал в окна. Раннее апрельское утро, пронизывающий холод, но небо уже светлеет, лучи пробиваются сквозь плотные тучи. Похоже на просвечивание яйца. Природа не может оставаться темной, если источник света достаточно мощный.

С речки доносится кваканье древесных лягушат. Новорожденные, думает про себя Джессалин.

Кажется, я никогда не видела этих диковинных существ.

Она натягивает на голову мужскую куртку. Прядка ломких седых волос застревает в молнии. Сама не понимает, зачем вышла из дому под эти пронизывающие порывы ветра.

Та еще ночка. Ее неизменно пугают предрассветные пробные птичьи крики.

Протока, взбаламученная глиной, впадает в озеро в четверти мили от этих мест. Есть что-то буйное в этом бурлении, верчении, перекатывании, словно плетутся сияющие шелковые нити, – радость неуправляемого пенистого лунатика.

В протоке, среди обломков, ей мерещится тельце какого-то животного. Уже унесло.

– Уайти, вот и пришел мой час.

Он не вправе от нее ждать, что она без него переживет эту весну.

Зиму она пережила. Зимний паралич. Снегопад – отупляющий, успокаивающий.

То, что время для нее не остановилось, кажется ей предательством. Вдоль забора зацвела форзиция, которую она посадила несколько лет назад. Уайти эти цветы нравились. Ей больно, что она их разглядывает, а он уже не может.