Он поймет. И когда-нибудь, как и она, осознает неизбежность свершившегося.
С самого начала их отношения были асимметричными: он сильный, она слабая. Но со временем ее слабость трансформировалась в силу со своим гравитационным полем притяжения.
Я всегда буду тебя любить, заверила она его. И буду тебе благодарна за твою помощь на протяжении года…
Когда она повесила трубку, Джессалин тихонько постучалась:
– Софи? Что происходит? Ты говорила с Алистером?
София подошла к матери за утешением. Ее лицо превратилось в мокрую салфетку.
– Ты с ним порываешь, дорогая? Что происходит?
Ты с ним порываешь? В ее устах это прозвучало как-то неуклюже, словно цитата из чужого языка.
София кивнула, давая понять, что не хочет сейчас об этом говорить. И, уважая решение дочери, Джессалин не стала ее больше допрашивать.
Среди ночи София проснулась от голосов в коридоре. Не за дверью, а в отдалении. Голос матери и мужской голос.
Хьюго Мартинес? Эти взрослые голоса звучали убаюкивающе. Говорят о ней. Беспокоятся.
Эту ночь в старом доме София проспала не то чтобы совсем без сновидений, но это был здоровый сон после крайнего утомления, и, просыпаясь время от времени, она тотчас с радостью осознавала, где находится.
Невероятно! Что это, нарушение врачебной этики? Фут объявила, что дает ей, своей пациентке, пинок под зад.
– Мне кажется, доктор Маккларен, что наши сеансы придется прекратить, поскольку вы продолжаете демонстрировать откровенную враждебность, – произнесла она с чопорностью рассудочной училки.
Откровенную враждебность. Сидя на кушетке, жесткой, как сыромятная кожа, несмотря на все подушечки, Лорен подалась вперед, не веря своим ушам. Так бесчестно! Несправедливо! Беспрецедентно! Непрофессионально, наконец.
– Доктор Фут, я крайне удивлена… и разочарована. Вам платят… хорошие деньги… чтобы вы проводили «терапию» с пациентами, нуждающимися в помощи. Я… я… я не понимаю. Мне казалось, что наметился п-п-прогресс…
Лорен заговорила спокойно, но где-то посередине голос у нее задрожал и начал рассыпаться, как некачественная замазка.
– Мне казалось… есть же молчаливое согласие… даже если врач имеет дело с трудным пациентом, он обязан терпеть… в смысле, продолжать лечение… это как в… в… – У Лорен не хватило сил договорить.
– В семье? – Фут неохотно подсказала ей ускользающее слово. – Вы это хотели сказать, доктор Маккларен?
– Я… я так сказала? По-моему, это вы сказали «как в семье», доктор Фут.
С ощущением триумфа, как от укола адреналина в сердце, Лорен попятилась и (по собственной воле, а не потому, что ее оскорбили) покинула кабинет.