Со временем Вирджил сделался нескрываемо уклончивым. Он по-прежнему говорил «да», но его обиженного лица Джессалин предпочитала не замечать. Однажды она его прямо спросила:
– Ты по-прежнему видишься с Сабиной?
– Каждый день. Мы ведь живем в одном большом доме, мама.
Он с трудом сдерживался. Она видела его морщинки на лбу (это у младшего-то сына!), бледные губы, бегающие глаза.
Ее так и подмывало спросить: Но ты ее любишь? А она тебя? Вы живете вместе?
Но момент был упущен. А сам Вирджил откровенничать не собирался.
В то утро он приехал на велосипеде. Уайти, понятно, не было дома.
Они трудились у нее в саду. Вирджил никогда не сидел сложа руки. Пропалывал, мотыжил, поливал, уносил с лужайки напáдавшие во время грозы ветки, помогал по кухне. Ему нравилась любая работа, только бы его не принуждали и не говорили приехать к определенному времени.
– Она здорова?
– Разумеется. Это же ее естественное состояние, а не болезнь. И не проклятье.
Он выдергивал сорняки из клумбы с маргаритками. От него пахло пóтом.
Он выразил желание принять душ. Оставалось только гадать, какие там у них ванны и душевые в фермерском доме на Медвежьей горе.
После того как он вымыл голову, Джессалин предложила вычесать ему колтуны; у него самого, похоже, это не очень-то получалось. Его красивые волнистые волосы с медным отливом падали до плеч. «Как они похожи на мои. И глаза», – подумала она. И посмеялась над собственной глупой сентиментальностью.
Хотя она старалась не лезть в его личную жизнь, Джессалин оставляла за собой материнское право следить за чистотой и опрятностью (взрослых) детей.
Позже, уже оседлав велосипед, который дети Беверли называли самым уродливым великом на свете и помещали фотографии в «Фейсбуке», Вирджил произнес с радостной улыбкой, как будто эта мысль только что пришла ему в голову:
– Как насчет воскресенья, мама? Ужин с Сабиной. Здесь, у вас. Через неделю. О’кей?
Кто это там с Вирджилом? Уж не Сабина ли?
Джессалин уставилась на высокого сутулого молодого мужчину в дальнем углу кафе: палевые волосы заплетены в конский хвост, из-под фермерского комбинезона выглядывает черная футболка.
Так вот он куда захаживает, в больничное кафе!
(Вот где он прячется, сказала бы Беверли.)
Джессалин постаралась отвести глаза. Ты всегда оказываешься в неловком положении, наткнувшись на кого-то из своих детей, а они и не подозревают, что ты на них смотришь, хотя (уж точно) не собиралась за ними шпионить.
За столиком возле витражного окна от пола до потолка яркий свет обрисовал два силуэта: Вирджила и молодой женщины, чье лицо не просматривалось. (Она лысая или в вязаной шапочке, какие носят пациенты после химиотерапии? А может, у нее отросли короткие волосы? Джессалин даже толком не могла понять, сидит девушка в инвалидном кресле или на стуле.) Они вели какой-то серьезный разговор.